— Отец есть?
И не дав ответить, поняв, что отца нет, спрашивает:
— Семья большая?
— Семеро.
Сергей Сергеевич молчит, легонько раскачиваясь с каблуков на носки, все так же хмуро глядя на Алешу.
И вдруг говорит:
— Пошли.
А в т о р. Главного инженера ждали десятки людей в это утро. В три голоса звенели телефоны — прямой, внутренний, городской. Нина, секретарь главного, не успевала отвечать — нет, нет, не приходил, нет, его нет…
Сергей Сергеевич идет по цеху. Он идет неторопливо, глубоко засунув руки в карманы пиджака.
Алеша следует за ним. Он косится на сноп искр, летящих как будто прямо в него, вздрагивает, когда из-под ног вдруг с оглушительным свистом вырывается пар или над самой, кажется, головой проносится огненная болванка… А то полыхнет неожиданно жаром из открывшейся пасти нагревательной печи… Сергей Сергеевич то и дело отвечает на приветствия. С недоумением смотрят рабочие вслед странной паре.
А в т о р. Он рассказывал Алеше о заводе, он видел все, что делается вокруг, и в то же время другой человек в нем говорил: неужели конец… неужели действительно нет на свете ни Машеньки, ни Бориса?.. Но ведь это значит — ничего нет: ни вот этой пылинки на станке, ни неба, ни людей вокруг… Ничего больше для меня не существует…
В кузнечном цехе Сергей Сергеевич останавливается. Алеша с любопытством заглядывает сквозь водяную завесу в огненное чрево печи.
— А ты когда-нибудь задумывался над смыслом всего этого?.. — говорит Сергей Сергеевич.
В цехе стоит грохот, и говорить приходится очень громко.
— Смысл? — переспрашивает Алеша. — Чего?
— Ну, всего… Жизни, того, что люди рождаются, живут…
— Конечно, я об этом думал. Еще в девятом классе.
— Гм… У вас что же, в девятом классе проходили смысл жизни?
— Я просто сам… так… думал…
— Ну, ну… Алеша, у тебя папиросы не найдется?.. Ладно, нет и не надо. Пошли.
А в т о р. И вдруг Сергея Сергеевича почему-то охватила такая жалость к этому мальчишке… Все вокруг показалось дорогим, бесконечно дорогим. Как мог он минуту назад отделять себя от этих людей, от своих товарищей… И этого Алешу, думал он, я не оставлю, ни за что не оставлю…
Алеша удивленно смотрит на главного инженера, который почему-то обнял его за плечи и так идет с ним по заводу.
Вдруг Сергей Сергеевич останавливается. В строгом порядке стоят ящики, наполненные сверкающими шариками.
Сергей Сергеевич берет один из них, и мы видим во весь экран ладонь и покачивающийся на ладони блестящий шарик.
— …Сделать его совсем просто, — звучит голос Сергея Сергеевича, — но, чтобы ответить высоким требованиям, он должен пройти суровую закалку в высоких температурах, потом грубую опиловку, затем шлифовку, затем доводку и еще полировку. Только тогда он выдержит все испытания и будет верно служить людям…
Алеша очень внимательно слушает. Сергей Сергеевич бросает шарик в ящик к сотням таких же блестящих маленьких шаров и идет дальше.
Он идет неторопливо, глубоко засунув руки в карманы пиджака.
— И каждому из нас, брат, — говорит он, — чтобы стать настоящим человеком, тоже… другой раз так пополируют тебя — только держись…
Внимательно слушает Алеша.
…У входа в пятый цех приходится обойти тележку, которую нагружает стружкой старая женщина.
— Доброе утро, Сергей Сергеевич, — говорит она.
— Здравствуйте, тетя Мотя.
Из-под современных токарных автоматов тетя Мотя самыми обыкновенными деревенскими вилами вытаскивает стружку. Она грузит ее, как сено, в тележку. Рядом стоят еще два инструмента тети Моти: метла и лопата.
Алеша прикасается рукой к горе стружки. Она причудливо завивается, играет всеми цветами радуги.
— Как красиво… — говорит Алеша.
Сергей Сергеевич усмехается.
— Половину металла, к сожалению, выбрасываем на эту красоту…
Они останавливаются перед пролетом, над которым развернут кумачовый плакат: «Бригада Максимовой борется за план 1964 года».
— Где бригадир? — спрашивает Сергей Сергеевич девушку в голубой косынке.
Девушка поворачивается, и Алеша узнает Тамару — одну из тех, кто был на пароходе, кто видел его вчерашний позор…
— Скажите Максимовой: товарищ в вашу бригаду. Ну, Алексей, действуй…
— Сергей Сергеевич… — укоризненно разводит руками толстяк, останавливаясь перед главным, инженером, — ведь на девять было назначено инструктивное совещание…
Толстяк, видимо, шел быстро и запыхался. Он вытирает платком лысину и затылок.
Сергей Сергеевич взглянул на часы: