У этой конструкции работают Валетов с помощником Альбертом Эйнштейном.
Стены комнаты занимают книжные полки. Над шкафом и над полками несколько плакатов:
«Человечество относится к себе слишком серьезно».
«Самое вредное для здоровья — много думать. От этого можно умереть, как от всякой другой болезни».
«Заблуждения человека делают его симпатичным».
«Если бы пещерные люди умели смеяться — история сложилась бы иначе».
Повсюду — на столиках, на стульях, на полу — расставлены бутылки, стаканы, рюмки. Несколько юношей и девиц сидят, внимательно наблюдая за работой Валетова.
Время от времени одна из девиц поднимается и обносит гостей блюдом с микроскопическими бутербродами.
Орудуя тончайшими длинными отвертками и игольчатыми электропаяльниками, Валетов с помощником работают над своей конструкцией.
Эйнштейн то и дело незаметно озабоченно поглядывает на шефа. Но Валетов как бы и не замечает этого.
— А… здорово, — приветствует он Алешу, — молодец, что пришел…
— Вам повезло — сегодня пуск «Футурума», — говорит Эйнштейн.
— Чего пуск? — тихо переспрашивает Алеша Митю.
— «Футурума» — вот он… — Митя указывает на заполненный сплетениями проводов металлический шкаф.
— «Футурум»?
— Ну, да, «Футурум», — говорит Альберт Эйнштейн.
Присев на корточки, Митя с интересом следит за каждым движением ловких рук Валетова. Мастер смотрит на мастерство самого высшего класса.
Алеша подходит ближе к шкафу.
— «Футурум», — продолжает Эйнштейн, — это человек двадцать первого века. Вы о кибернетике, конечно, слышали?
Алеша, широко раскрыв глаза, смотрит то на Митю, то на «Футурум», в котором копается Валетов.
— Он будет неизмеримо умнее человека, — говорит Валетов. — Мысли, ассоциации, анализ, обобщение, выводы, все он будет делать в миллионы раз быстрее, чем наш неповоротливый мозг… Он будет свободен от случайностей, от переживаний и настроений, его знания и память будут практически безграничны…
Пока говорит Валетов, от каких-то незаметных касаний его тончайшей отвертки по лампам машины с молниеносной скоростью перебегают световые сигналы, вспыхивают зеленые, синие, красные, белые огоньки, проносятся золотистые молнии.
Валетов на этом фоне похож на волшебника.
Алеша как завороженный стоит перед рождающимся чудом.
— Ну а, например, стихи?.. — говорит он.
— Сколько угодно… стихи, поэмы, драмы, романы… если только их захотят читать люди будущего…
— Сомневаюсь, — вмешивается в разговор Эйнштейн.
— Я тоже так думаю, — откликается девица, которая разносит бутерброды, — как можно совместить современную инженерию, например, с какими-то выдумками писателей… Они смешны рядом с реальной жизнью и гораздо беднее ее…
— И вы думаете, стихи станут не нужны? — робко спрашивает Алеша.
— Конечно. Люди будут смеяться над этой страстью предков… (Читает иронически.)
Александра Блока будут считать обыкновенным юродивым.
— А любовь?
— Люди просто перестанут себя дурачить этим непонятным словом. Есть мультипликация — размножение и есть страсть. А любовь…
— Но разве жизнь не станет беднее?
— Наоборот, гораздо богаче. Сколько энергии уходит на эти выдуманные переживания, ужас! Подумайте, сколько гибнет хороших людей… Любовь! Какой-то Мефистофель ее выдумал в насмешку, а все поверили…
— Я никогда не думал с такой стороны, — вежливо говорит Алеша.
— В эту машину, — продолжает Валетов, — вложена большая мысль о том, что человек способен создать себе подобное и даже нечто более совершенное, чем он сам. Зачем? Для того, чтобы сделать людей свободными от разума, от чувств… я хочу раскрепостить человека. К черту разум!.. Вот кто будет думать за нас…
А в т о р. Алеша не мог сразу во всем разобраться, но ему показалось, что во всем этом есть какая-то ошибка…
— Ну, не будем мешать… — говорит Митя и уводит Алешу от «Футурума».
— Минуточку, Дмитрий Иванович…
Митя останавливается. Теперь в нише у машины только он, Валетов и Эйнштейн.