Петух перелетает через забор.
Кузя кидается следом за ним на улицу.
— Любушка! Алло! Слушаешь?.. Я. Почему ты не приехала? Что случилось? Люба! Алло… Не слышу. Я говорю, по-че-му ты не при-е-ха-ла? Что случилось? Что?.. То есть как — невозможно?.. Опять невозможно?.. А когда? Люба! Алло!..
Бешеный порыв ветра. Распахнулась дверь, окно. Взлетают со стола бумаги и вихрем кружатся по комнате.
С е м е н. Люба, минутку!
Он бросается к окну. Сумасшедший ветер.
Ольга спешит по шоссе к городу.
Ветер почти несет ее над дорогой, подол ее светлого нового платья облепляет ноги, раздувается. Она поддерживает его одной рукой, другой прижимает к груди платок.
— «Какая ты красивая нынче, Ольга Ивановна», — кричит Ольга сквозь свист ветра и счастливо смеется.
Ветер так силен, что Ольга должна остановиться.
Задыхаясь и смеясь от счастья, стоит она, держась обеими руками за столб. Тучи пыли засыпают ей лицо, она смешно встряхивает головой.
Грузовой «форд» едет ей навстречу, замедляет ход.
— Бобылева, что это тебя в такую погоду черти носят? — кричит из кабинки шофер.
Ольга смотрит кругом невидящими глазами, смотрит на грозное небо, на огромную степь, закрытую пеленой пыли.
— Чем плоха?!. — кричит она и бежит дальше.
Окно у Семена снова закрыто.
Семен держит трубку.
— Любушка, ну, неужели всю жизнь — гастроли?.. Хоть на шестидневку бы приехала! Алло! Алло! Барышня, не мешайте… На срочный? Переводите…
В комнату вбегает Ольга; с разлету останавливается у двери.
С е м е н. Слушай, Люба, я хочу спросить у тебя только об одном… Ты меня еще любишь?.. (Он смеется счастливым смехом.) Я тоже… Я даже еще больше!.. Алло! Барышня! Что еще там? Что?.. Да ладно, переводите на сверхсрочный и не мешайте больше.
Ольга стоит неподвижно. Семен ее не видит. Он сидит спиной к ней.
— Любушка! Я очень скучаю. Что? Что? Не понимаю… Повтори… Я тоже! До свиданья, до свиданья… Целую.
Вздохнув, Семен вешает трубку и только теперь замечает Ольгу.
— Оля?.. Заходи, садись.
— Нет… — с трудом выдавливает из себя Ольга. — Я пойду…
— А зачем приходила? — удивляется Семен.
— Там рощу Чулковскую рубили… Чуб велел. Я запретила.
— И правильно сделала… И не волнуйся. А что это ты такая грустная?
Не ответив, Ольга медленно выходит из комнаты.
Петух вопит не переставая. Кузя гонит его теперь по улице. Так они проносятся мимо универмага. Зигзагами пересекают площадь. Кузьма бежит, согнувшись, машет руками, улюлюкает.
Крик петуха несется по городу.
Он слышен в рудоуправлении, где Красовский, мрачный и сосредоточенный, сидит за своим столом и просматривает бумаги. Некоторые он рвет и бросает в корзину.
За дощатой стенкой звонит телефон. Красовский идет в соседнюю комнату, поднимает трубку.
— Алло!.. Бобылева запретила рубить? Ну и что?.. Шахты станут? Пускай станут, разбирайтесь сами… Я уже не помощник рудоуправляющего… А кто я? Никто. Ноль. Нихиль…
Бросает трубку и идет к себе, бормоча нараспев:
В своей комнате он застает Матвея Бобылева. Тот в новой пиджачной паре. Капельки пота покрывают его лоб. Он сидит на краешке стула.
— Что вам здесь надо, товарищ? — неприязненно говорит Красовский. — Я занят. Сдаю дела.
— А мне сказали принимать их у тебя.
— Ах, вот как?.. Очень приятно…
— Чего? — удивился Матвей.
— Ничего. Знакомьтесь с документами… коллега.
— Слухай, Красовский… А что же с лесом будет? Крепежа-то нема?
— Запоздала доставка. Пробовали мобилизовать местные ресурсы, но ваша сестрица запретила. Так что ждите, — возможно, пришлют лес, а возможно, и нет.
Снова за стенкой зазвонил телефон.
Красовский входит в соседнюю комнату, берет трубку. В комнате никого нет.
— Слушаю…
С улицы доносится крик петуха. Все ближе и ближе.
— Слушаю!
Красовский зажимает ухо.
Кузьма гонит петуха мимо рудоуправления.
Вот он почти схватил его, но птица вдруг поднимается и влетает в окно.
Кузя бросается к дому, прижимается к стеклу.
— Громче! — кричит Красовский в трубку. — Тут куры летают, говорите громче!
Петух успокоился. В рудоуправлении ему нравится. Он сел на письменный стол, спокойно чистит клювом перья.
— Что? — кричит Красовский. — Не слышу… Кто говорит?