— Горько! — прерывает его кто-то. — Матвей, давай по существу!
— Горько!
Матвей делает паузу, как завзятый оратор. Шум стихает.
— Но эти люди, которые, говорю я, своими руками заработали свою жизнь, — взять эту жизнь не умели, вот что горько. И вот, партия взяла тебя за загривок и тряхнула, и сказала: смотри — вот тебе любовь, уважай ее, вот тебе жизнь — бери ее, вот тебе человек — береги его. Нужно иметь большое понимание к человеку, чтобы взять и выкачать на-гора шпану, хулигана, которого уже за борт жизни кинуть хотели… Взять Бобылева Матвея и разглядеть, что у него в середке. Взять и увидеть, что он болеет за общее дело, но не знает, что еще надо делать, кроме как ладно махать желонгой. (Пауза.) Ну вот, я теперь помощник рудоуправляющего. Большая должность. И что же вы думаете, Матвей подкачает? Обманет доверие партии? Грызть буду зубами, — с неожиданной злостью говорит он, — если кто помешает! Учиться буду, ночи не спать буду, а оправдаю.
Матвей вдруг поворачивается к Семену.
— Позволь мне обнять тебя, товарищ Примак, за себя, и за Галку, и за сеструху, и за всех, кому ты поверил и кто через это сам поверил себе.
Все молчат, ошеломленные этой длинной речью, и, только когда Матвей и Семен, обнявшись, целуются, взрывается громовое «ура».
Гости встают с бокалами в руках.
— Здоровье товарища Примака! — кричит Матвей и опрокидывает свой стакан.
Все чокаются с Семеном — все, кроме Ольги.
Она сидит неподвижно, глядя перед собой хмурыми глазами, потом залпом выпивает стакан водки.
Семен поднимает свой бокал.
— Разрешите ответить.
Все садятся. Наступает торжественная тишина.
— Матвей Иваныч, Галя, поздравляю вас прежде всего с вашим счастливым браком, с вашей прекрасной любовью. Я поднимаю этот бокал, товарищи, за право любить любимую, за право, завоеванное нами вместе с властью в Октябре семнадцатого года…
Ольга тянется к графину и снова наливает себе водки.
— За право на счастливую семью, — продолжает Семен. — За право на веселых детей, за право пройти жизнь рука об руку с тем, кого любишь…
Темная прядь растрепавшихся волос перерезает надвое белый лоб Ольги и бежит к уголку посеревших губ. Рука ее дрожит. Ольга пьет, далеко запрокидывая голову.
Матвей с тревогой смотрит на нее.
Семен высоко поднимает свой стакан.
— Давайте выпьем, товарищи, за право верить друг другу, потому что нам незачем лгать.
Все поднимают бокалы.
Галка, волнуясь, тянет к стакану Семена свой стакан.
Вдруг Ольга резко встает и поворачивается к Матвею.
— Дай-ка мне слово…
Она обводит затуманенными глазами стол и останавливает взгляд на Семене.
— Красиво ты говоришь, драгоценный наш секретарь, Семен Примак, но гроша медного не стоят твои красивые слова…
Ольга пошатнулась, потом тяжело оперлась рукой о стол.
— Потому, что все-то ты врешь.
Наступает неловкая тишина.
— «Выпьем, товарищи, за право верить друг другу, потому что нам незачем лгать», — медленно повторяет Ольга, глядя в лицо Примаку. — Ты мне вот что скажи, Примак. Есть у тебя жена. И ты ее ждешь не дождешься… Верно я говорю? А теперь ответь… Разве ты на меня, как кот на сало, не глядел? За плечи не обнимал? «Что ты такая красивая нынче, Ольга Ивановна…». Было такое? Верно я говорю?.. Зачем же ты это? Чтобы я теперь мучилась?
Поднимается шум. Матвей подходит к Ольге и крепко берет ее за руку.
— Уйди, Ольга, — требует он тихо.
— Что ты, Мотенька, меня гонишь, — жалобно говорит Ольга.
Расплескивая вино на скатерть, она протягивает стакан Семену.
— Выпьем с тобой, Семен Петрович, этого «ерша» за то, что всегда было, есть и останется навечно, — за ложь, за обман, за муку… А, не хочешь?..
Ольга бросает стакан, хватает скатерть за край и сдергивает ее на пол.
Под гром разбивающейся посуды Ольга падает на стул, закрывает лицо ладонями.
Семен, бледный, подходит к ней и, постояв, кладет руку на плечо.
— Эх, Ольга! — говорит он с горечью.
Ольга как-то вся сжимается от его прикосновения, затем медленно поднимает глаза.
Мы видим, как уходит с ее лица хмель, как в глазах возникает понимание происшедшего, как затем это понимание сменяется ужасом и густая краска неожиданно заливает лицо Ольги. Тогда голова снова падает на руки, и Ольга начинает плакать горько и громко.
Вокзал. Буфет. За столиком — Файвужинский, Лошадев и Красовский. Перед ними пиво.
— Лошадев, сколько осталось? — нервно спрашивает Файвужинский.