— Прошу помнить, — сказал Клаф, — что я говорил от третьего лица.
— Если вы способны сочинить такое... — сказал Деккер.
— Я ничего не сочинил, — сказал Клаф и вынул из кармана газету. — Я просто изложил своими словами то, что здесь написано. Обратите внимание на заголовок — «Теория Ньютона и мистика ума профессора Деккера».
— Что это за газета? — спросил Деккер. — Кто написал?
— Неважно, — сказал Клаф. — Автор — какой-то сторонник социальных реформ... Не знаю... Я ничего не понимаю в их классификации. Важно другое... Им ненавистны ваши идеи, они стремятся к хаосу, и с каждым годом их становится всё больше.
— Эксперимент лежал в основе всех великих достижений человечества, начиная с использования огня, — не слушая собеседника, заметил Деккер. — Огонь не был понят умозрительно.
— Вы ведь знаете, — сказал Клаф. — Мы можем выбрать для опыта любого в этом монастыре.
— Да-да, конечно, вы правы, — сказал Деккер. — Я усомнился... Меня начали мучить соблазны понять общую картину происходящего... Куда все-таки идут события? И какова драма идей... Все-таки не даю я им покоя...
Он вдруг зашатался, и Филипп едва успел подхватить его.
Филипп сидел в келье о. Григориуса.
— Ты стал замкнут,— говорил старик. — Мне даже показалось, что ты избегаешь меня. Вчера, увидев меня в саду, ты свернул на соседнюю аллею.
— Я не заметил вас, — сказал Филипп. — Я теперь прислуживаю доктору Деккеру. И всё время занят.
— Я поговорю с о. Мартином, чтоб он освободил тебя от этого. Он на тебя плохо влияет.
— Почему? — спросил Филипп. — Мне с ним интересно.
— О каком интересе ты говоришь?
— О том, с которым рождается каждый человек.
— Объясни мне, я не понимаю.
— Да что ж объяснять... Вот я верил вам, но вы не ответили мне ни на один вопрос, который приходил мне в голову, стоит лишь задуматься... Зачем я родился?.. Что случится со мной, когда я умру?.. И почему я должен умереть? Скажите мне, почему я должен умереть, и я не испугаюсь смерти.
— Кто тебе сказал, что ты умрешь?
— До этого я додумался сам!
— И ты можешь сказать мне, куда денется твоя душа?
— Умрет вместе со мной.
— Профессор объяснил тебе всё это?
— Я с ним не говорил об этом еще ни разу, но часто слушал его со стороны и многое понял. По крайней мере, у него всё просто. Я родился по случайному стечению обстоятельств и живу, чтобы проявить себя, и умру, чтоб уступить место другим... Объясните мне, что это не так, и я пойду за вами, куда вы потребуете, и сделаю всё, что прикажете.
— Объяснить это невозможно!!! — заорал о. Григориус. — Для того чтобы понять, что это не так, надо верить! Верить!
— Во что?!
— В Творца!
— Профессор тоже верит в творца, но его творец мне понятней и полезней.
— Полезней?! Ты гибнешь, Филипп, — демонстративно успокоившись, почти шепотом сказал о. Григориус. — То, во что ты хочешь верить, даже атеисты называют вульгарным материализмом брюха. Я читал недавно любопытную книгу одного атеиста. Конечно, основа в ней ложна, но в ней интересен призыв верить в идеал.. Сам идеал их нелеп, но идея верна. Я хочу, чтобы ты эту книгу прочитал. Только не показывай ее о. Мартину.
— Почему? — спросил Филипп.
— Она запрещена церковью, — ответил о. Григориус.
Филипп вдруг захохотал.
— Вот вы, отец, истинно в Бога не верите.
— Бог в сердце, а не в церкви! — воскликнул о. Григориус. — Церковь сложена руками человека.
— В Бога верят люди, а не ангелы, — сказал Филипп. — Я человек, и я верю в человеческого бога. А тот Бог, в которого верите вы, людям не нужен. Он им не приносит пользы...
— Нет, именно он-то и нужен! Тот, который не приносит материальной пользы, но которым движется душа!.. Филипп! Тщеславие не столько удовлетворяет, сколько распаляет!.. Ты никогда не будешь счастлив!
— Вы хотите создать какое-то несбыточное счастье для всех, — сказал Филипп, — но ведь каждый рожден для своего счастья... Конечно, не всякий способен его найти. Но я чувствую в себе силы. Я верю в себя. Я не хочу больше мучить себя! —чуть не крикнул он.
— Я буду бороться за твою душу, — сказал о. Григориус.
— Я попрошу настоятеля назначить мне другого духовника, — сухо сказал Филипп и вышел из кельи.
Было прохладно, и пряно пахло вечерними цветами. Деккер и Филипп сидели на скамейке. Над садом мерцали звезды.
— Каждый наш шаг, каждая былинка, каждое дуновение ветра — это Бог, — говорил Филипп, — этим я жил много лет.