Часть вторая
Утро уже было в разгаре и солнце поднялось высоко, но еще клубился туман над полувысохшей речушкой, и земля в тени была прохладной. По небольшому дворику разгуливали индюшки, на веревках сушилось белье. За столом, накрытым под деревом для завтрака, сидели женщина лет сорока и молодая, очень красивая девушка.
— Самуэль! — крикнула женщина, поморщившись. — Долго ты? Всё уже остыло.
Из дома торопливо вышел глава семьи — кругленький человечек в сюртуке.
— Я просматривал газеты, — сказал он, — прости, пожалуйста... — и он наклонился с намерением поцеловать жену.
— Прошу тебя, — сказала она отодвигаясь, — не кури ты эти страшные сигары.
— Да-да — у меня самого от них першит в глотке, — сказал он, усаживаясь и придвигая к себе тарелку с овсянкой.
— Ешь, — сказала жена. — Ешь, уже всё остыло.
На некоторое время за столом воцарилась тишина. Жена и дочь принялись за сладкий пирог. Хозяин задумчиво пил кофе, закусывая его бутербродом, и глядел на дорогу, тянувшуюся вдоль реки. Вдали, на холме виднелся окруженный зеленью монастырь.
На дороге показалась какая-то фигура в монашеской одежде. Самуэль держал в руках недопитую чашку кофе, с интересом следил за тем, как она приближалась.
Это был Филипп.
— Это, наверное, по поводу монастырской почты, — сказала хозяйка мужу. — Вы из монастыря? — окликнула она монаха.
Филипп неопределенно покачал головой.
— Входите, пожалуйста, — предложила хозяйка. — Позавтракайте с нами.
Филипп молча подошел и с поклоном присел к столу.
— Пётр, — окликнула она слугу. — Принеси прибор для гостя. Мне кажется, — обернулась она опять к Филиппу, — что странствующие монахи иначе, чем другие, любят Бога, — хозяйка передала ему чашку кофе. — Они относятся к нему, как влюбленные, и это в наше время, когда все чувства обесценены. Сейчас не умеют по-настоящему любить даже женщину...
Пока она говорила, Филипп несколько раз встречался глазами с ее дочерью. Она была так красива, что он, поняв это, старался не глядеть на нее.
— Вы верите в Страшный Суд? — спросила хозяйка.
— Конечно, — почти машинально ответил Филипп, глядя в тарелку.
— Значит, вы верите в неизбежность греха? Ибо без греха Страшный Суд невозможен.
— Да-да, конечно, — сказал Филипп.
— Вы знаете, — продолжала хозяйка, — здесь совершенно не с кем поговорить о том, что выходит за рамки кухни и сплетен. Я не надоела вам?
— Нет-нет, — сказал Филипп.
— Простите мою наивность, — сказала она. — Если в мире неизбежен грех, а в конце мира — Страшный Суд, то что же тогда Бог?
Филипп посмотрел на хозяйку.
— Загадка, — ответил он. — Бог — это загадка...
— Верно! — вскричал вдруг глава дома, молчавший до этого и лишь слушавший с напряженным лицом.
Его супруга была шокирована ответом Филиппа и выглядела растерянной. Хозяин же ожил.
— И даже не мировая загадка, — сказал он, — не всеобщая, а та, которую каждый человек задает сам себе, когда ему становится невмоготу либо когда ему просто делать нечего... Я читал об этом в «Натурвисеншафт»... Интересная статья... Очень метко замечено. — Он засмеялся. — Каждый решает эту загадку для себя по-своему... Повезет — значит решит, не повезет — не решит...
— Что с тобой? — раздраженно и удивленно спросила его жена. — Что ты такое говоришь?
— Пожалуй, я... — сказал ее супруг, вставая из-за стола. — Пётр, — позвал он слугу, — пойди скажи, что почта сегодня будет закрыта. Скажи, что я занят, у меня гость...
Филипп тоже встал из-за стола, хозяин взял его под руку, они пересекли двор и скрылись за сараем.
— Что это с отцом делается? — удивилась хозяйка. — Этот монах меня чем-то пугает.
Она отрезала еще кусок пирога.
— Ты обратила внимание, он встал из-за стола и не поблагодарил... И на тебя он смотрел нехорошо.
— Ах, оставь, ей-богу,— сказала дочь. — Он вообще не обратил на меня никакого внимания.
— Пойди посмотри, что они там делают за сараем, — резко сказала мать. — Они что, давно знакомы?
Дочь встала и пошла к сараю. За сараем отец и монах о чем-то возбужденно шептались. Хозяин даже как-то по-детски, по-петушиному подпрыгнул и потер руки. Но тут же оглянулся и заметил дочь.
— Уйди, — сказал он. — Слышишь? Я кому говорю?
Девушка пожала плечами, рассмеялась и ушла.
— Я… — начал Филипп.