— Вы слышали, что он здесь проповедует, — крикнул велосипедист, — он говорит об экономических проблемах... Это проповедь стачечника...
— Мистер Фотерингей, — сказал Кокс,— я лично против вас ничего не имею, но если вы хотите проповедовать социализм, идите в другой кабак. В моем кабаке о социализме не может быть и речи!
— Послушай, Джордж, — сказал Бомиш,— я не знаю, что с тобой сегодня произошло, но сейчас тебе, пожалуй, лучше уйти...
— Да, возможно, — сказал Фотерингей,— я согласен с вами... Поверьте, я сам страшно расстроен и растерян... Я не знаю, что со мной... У меня почему-то сильно болят глаза и горят уши...
На улице Фотерингей сорвал с горла целлулоидный воротничок, ему было душно. Он шел и тревожно косился на уличные фонари. Перед дверьми своей квартиры на Чёрч-роуд он остановился, сжал руками виски и сказал вслух:
— Что же, наконец, произошло?..
Джип сидел за столом и играл с оловянными солдатиками.
— А что, Джип, — сказал Фотерингей, целуя сына в лоб, — а что, если бы твои солдатики вдруг ожили и пошли маршировать?
— Мои солдаты живые, — сказал Джип, — разве ты забыл, папа, что они из волшебной лавки? Стоит мне только сказать словечко, когда я открываю коробку...
— И они маршируют?
— Еще бы! Иначе за что бы их и любить...
После ужина Джип уснул, а Фотерингею всё не спалось. Сняв пиджак и ботинки, он уселся на постели и начал шепотом, чтобы не разбудить сына, повторять одну и ту же фразу:
— Я вовсе не хотел, чтоб эта проклятая штука опрокинулась.
Он повторил эту фразу раз пять.
— Но если я не хотел, почему же она все-таки опрокинулась?.. Проверим на опыте... Это, конечно, глупость, но проверим... Вот свеча... Надо сосредоточиться и сказать: «Поднимись вверх...»
Свеча поднялась и повисла в воздухе... Она висела до тех пор, пока Фотерингей не открыл рот, чтобы перевести дух... Тогда она с шумом упала на ночной столик, фитиль слабо блеснул и погас.
— Что случилось, папа? — спросил, проснувшись, Джип.
— Спи, — сказал Фотерингей, — просто я случайно уронил свечу...
Фотерингей некоторое время посидел в темноте и, когда Джип опять спокойно задышал, сказал тихо:
— Да, это произошло... Но как, хоть убей, не понимаю... — Он тяжело вздохнул и стал шарить по карманам, отыскивая спички. Там спичек не было, и он стал искать их на ночном столике. — Где бы найти спички? — сказал тихо Фотерингей.— Но ведь со спичками тоже можно творить чудеса... Как это сразу не пришло мне в голову, — он протянул в темноту руку и сказал: — Пусть в этой руке будет спичка...
На ладонь его упало что-то легкое, и пальцы сжали спичку. Он попытался зажечь ее о стол, но безуспешно. Тогда он в сердцах бросил ее на коврик и тут же сказал:
— Пусть она сама загорится.
Спичка загорелась на коврике. Он схватил ее, но она погасла. Тогда он нашел свечу, вставил ее ощупью в подсвечник и сказал:
— Ну, теперь зажгись!
Свеча загорелась, и при свете ее он глянул на себя в зеркало:
— Как же насчет чудес? — спросил он наконец, обращаясь к своему отражению.
Тогда он встал и начал творить чудеса, стараясь при этом не разбудить сына. Он заставил подняться в воздух листок бумаги, он сделал воду в стакане сначала красной, потом зеленой. Он сотворил себе новую зубную щетку, новые резинки для носков вместо прохудившихся старых.
— Какие бы еще чудеса совершить? — сказал он, расхаживая по квартире. —Оказывается, придумать настоящее чудо не так-то просто...
Он услышал, что церковные часы бьют час ночи.
— Жаль, что уже поздно и пора спать, чтобы не опоздать на работу, — сказал он, — можно было бы еще натворить чудес...
Когда он снимал через голову рубашку, его осенило:
— Пусть я буду в постели, — произнес он и очутился в постели, — и в своей ночной рубашке... Нет, в тонкой, мягкой, шерстяной рубашке... Ах! А теперь пусть я спокойно засну!
Утром в конторе Фотерингея ждали неприятности.
— Сэр, — сказал Гомшот, — по своей доброте, граничащей со слабоволием, я простил вам скандал в зале «Антениум», но то, что вы натворили вчера в кабаке «Длинный дракон», превышает всякие пределы моего терпения...
— Сэр, — сказал Бомиш, — я был свидетелем и хочу вас заверить, что хотя Фотерингей и натворил некоторых несуразностей, но значение их сильно преувеличено...
— Оставьте, мистер Бомиш, — сказал Гомшот, — вы и Джесси слишком долго покрывали проделки этого субъекта, и вот он дошел до откровенных проповедей социализма в кабаке и, более того, попытки поджечь коммерческое предприятие...