Фридрих Горенштейн, Андрей Тарковский
СВЕТЛЫЙ ВЕТЕР
по мотивам повести Александра Беляева «Ариэль»
Часть первая
В небольшой келье спал монах. Была светлая лунная ночь, четкие тени тянулись по полу и стенам.
И вдруг раздался стук, но не в дверь, а в потолок кельи. Монах открыл глаза и услышал шум, словно ураган бушевал за окном и выло множество ветров, дующих в разных направлениях. В страхе монах закрыл лицо руками, но кто-то крепко взял его за запястье. Весь дрожа, он открыл глаза. Иисус стоял перед ним и держал его за руку. Монах прошептал что-то, но губы его шевелились без слов и голоса не было. В то же мгновенье ярко вспыхнула бесшумная молния и осветила келью. Монах упал навзничь...
За окном была тихая лунная ночь. Он поднялся и сел на кровати, опустив босые ноги. Долго не мог успокоиться. Потом встал, подошел к двери, налил из кувшина воды и выпил, не отрываясь, целую кружку.
Сразу за стеной монастыря была проросшая жесткой травой поляна, над которой высились седые оливы. Здесь было прохладно от протекающего неподалеку ручья, но дальше, к горизонту, тянулась высушенная, залитая солнцем равнина, окаймленная красноватыми горами.
Два человека лежали в траве. Один был худой, с жесткими чертами лица, второй, наоборот, упитан, и мягкость линий делала его почти добродушным. Худого звали Деккером. упитанного — Клафом.
— Вы что, спите? — окликнул худой, поднявшись на локте.
— Нет, — отозвался Клаф, не открывая глаз. — Так легче думать. Правда, если вопрос слишком труден, случается и задремать.
— Разве проблема судьбы человечества — трудный вопрос? — спросил Деккер, покусывая травинку. — Он достаточно проанализирован в Апокалипсисе.
— Мне кажется, вы чрезмерно увлеклись философией, — сказал Клаф. — Занятия ею неизбежно рождают пессимизм.
— Как раз наоборот. Пессимизм рождает философию. Какое сегодня число?.. До конца XIX века осталось 7 месяцев. Разве это недостаточный повод для пессимизма?..
— Fine de siecle! Здесь целая система! — улыбнулся Клаф. — Конец века!
— На днях я листал старые журналы, — сказал Деккер. — Всюду безумные надежды, необузданный оптимизм, бессмысленная вера в человека, в Бога, в общество, в науку... Наконец, и в науку... Вы не улыбайтесь... То, что я переменил пять университетов и вынужден был укрыться здесь, говорит лишь о том, что наука стала прочным и прибыльным делом, а ученый — уважаемым членом общества... Вот почему в науку повалила посредственность.
— Такой лаборатории, как здесь, вы не получите ни в одном университете, — сказал Клаф.
— Давайте-ка лучше займемся статистикой, это успокаивает нервы. Вы когда-нибудь думали о том, что дали науке все предшествующие века по сравнению с нашим? Начнем с нуля, с дикости... Употребление огня — раз, компас — два, паровая машина — три... Телескоп, барометр и термометр, книгопечатание, арабские цифры, основы электричества, порох, алфавит... Да — забыл — колесо...
— Законы тяготения, — подсказал Деккер.
— Законы Кеплера, — сказал Клаф.
— Дифференциальное исчисление, осмысление принципов кровообращения, доказательство конечности скорости света, развитие геометрии, — закончил Деккер.