Прежде Иорет никогда не видела Амон-Лоина, но сразу узнала его — и в Гондоре, и в других местах ей доводилось слышать рассказы о Голубой башне, нуменорском маяке юга. Надежда вновь затеплилась в ней, и она направила Харадрима к башне. Она вынырнула из тумана почти у самых стен, и тут ее окликнул звонкий, но суровый голос:
— Стой, кто идет! Стрелять буду!
Иорет вскинула голову и увидела на вершине башни, как ей показалось, юношу-подростка в одежде серовато-синего цвета и со взведенным арбалетом в руках.
— Гондор и Нуменор! — крикнула она в качестве приветствия.
— Я Иорет, странствующий менестрель, удираю от харадримов. Я прошу у вас защиты и приюта.
— Поклянись, что ты не послана врагами! — ответили с башни.
— Именем Элберет Гилтониэль клянусь, что никогда не служила и не буду служить Врагу, — четко произнесла Иорет. — Я одна, но через час или пятнадцать минут здесь будет большая харадская банда.
Фигура стража исчезла из видимости Иорет. Казалось, он с кем-то совещался. Наконец, до девушки донесся его голос:
— Объезжай башню справа и жди у стены с тремя рунами. Сейчас мы откроем вход.
Иорет выполнила приказ. Один из камней в стене башни был намного светлее остальных, и на нем глубоко и четко была высечена Руна Света, а под ней — еще две, означавшие, как догадалась Иорет, «Нуменор» и «Лаинэс». Она соскочила с коня, и почти тут же толстая каменная плита медленно повернулась, открывая проход, в который можно было не только пройти, но и провести коня. За дверью Иорет с немалым изумлением увидела совсем юную, не старше двадцати лет, девушку с тяжелыми светлыми косами, уложенными вокруг головы. Но еще удивительнее было то, что на девушке была одежда воина, а в руке она держала обнаженный меч.
— Заходите, ты и твой конь, — произнесла она с жестким ристанийским акцентом. — У нас здесь, конечно, не крепость, но на первом этаже довольно просторно, и для коня найдется место. Иорет не заставила просить себя дважды. Девушка привязала Харадрима к вделанному в стену железному кольцу, затем, ласково потрепав его по густой гриве, бросила ему на ужин какой-то соломы, и по всему этому Иорет признала в ней ристанийку еще вернее, чем по акценту.
Полутемное, с низким потолком, это помещение было просторным и почти пустым. В дальнем правом углу начиналась узкая винтовая лестница на второй этаж. Рядом с этим местом из стены сочилась тонкая струйка воды, падая в наполненную до половины каменную чашу. У одного из краев чаши начинался выдолбленный в камне желобок, по которому лишняя вода стекала куда-то под стену.
— Родник Каменные Слезы, — сказала девушка, проследив направление взгляда Иорет. — Он никогда не пересыхает. Говорят, в прежние времена он помогал этой башне выдержать самую жестокую осаду.
Девушка с усилием налегла на какой-то рычаг в стене, и каменная плита за спиной Иорет медленно встала на место. В помещении сразу стало темно, так как слабый вечерний свет проникал в него лишь через две щели-бойницы под самым потолком.
— Ну вот, твоего коня устроили, теперь можно и тобой заняться, — проговорила девушка, беря за руку Иорет. — Пошли наверх. Ты не сердись на нас, сама понимаешь, сейчас такое время, что любой человек, идущий с востока, вызывает подозрения.
— Я не сержусь, — ответила Иорет, поднимаясь вслед за девушкой по узкой каменной лестнице. — Мое имя Иорет, а как зовут тебя?
— Хель, — назвалась девушка. — Я родом из Ристании.
— А как же ты оказалась здесь?
— О, это долгая история…
Хель и Иорет поднялись в другое помещение, чуть меньше и намного уютнее нижнего. Здесь, со свечой в руке, их встретил страж башни, и вблизи Иорет с удивлением разглядела, что это был не подросток, а тоже девушка, чуть постарше Хель, но тоже одетая в боевую одежду.
— Ланор из Дол-Амрота, моя родственница, — представила ее Хель. — Ты, наверное, голодна, Иорет? Садись на одела, я сейчас принесу еду.
Иорет направилась в угол, где из пяти или шести одеял была устроена довольно удобная постель. Ланор сняла плащ, расстегнула пояс с мечом, разулась и блаженно вытянулась на этой постели. Иорет последовала ее примеру, устроившись рядом. Вернулась Хель и протянула Иорет хрустящую лепешку, на которой лежал большой кусок сыра, и кувшинчик с водой. Та буквально выхватила пищу из ее рук и со всей жадностью изголодавшегося человека набросилась на нее.
— А почему вы здесь? — спросила Иорет, когда ее голод немного утих. — И почему я до сих пор не видела никого из воинов?
— В Амон-Лоине нет воинов, — тихо сказала Ланор.
— Но должен же быть на маяке какой-то гарнизон! И что делаете здесь вы?
— Держим оборону и поддерживаем огонь, — совершенно серьезно ответила Хель. — Сегодня на рассвете последний воин южного маяка Дол-Амрота пал, пронзенный харадской стрелой. Кроме нас троих и еще одной девушки, которая сейчас дежурит наверху, в башне Амон-Лоина никого нет.
— Слушай, Иорет, — медленно и печально заговорила Ланор. Пять дней назад одна из нас получила известие, что человек, так и не успевший стать ее мужем, умирает и хочет проститься с ней.
Как мы ни отговаривали ее, она отправилась сюда, в Амон-Лоин, и мы, как верные подруги, отправились с ней. Мы успели как раз вовремя. Вчера днем этот воин умер на руках своей невесты. Его могила находится там, на южном склоне этой горы. Мы заночевали в башне, чтобы наутро отправиться в обратный путь в Дол-Амрот. Но в середине ночи нас разбудили крики и шум битвы. Под стенами нашего маяка сражался с харадримами отряд из Этира — точнее, то, что оставалось от этого отряда. И тогда все воины Амон-Лоина вышли из башни и атаковали харадримов с той стороны, откуда они совсем не ждали нападения. Но силы были слишком неравны…
В башне остались только мы трое и один воин по имени Хальмир. Он разжег костер, чтобы в Дол-Амроте знали об опасности. Но в свете пламени его увидел кто-то из харадримов и пустил в него стрелу. И могилой Хальмира стал костер маяка, которому он отдал свою жизнь.
Среди тех, кто вышел из башни, был Арсул — муж Хель и мой брат. Сражаясь, и наши воины, и харадримы отошли на север. Мы ждали их полдня, пока не поняли, что ни Арсул, ни кто-то другой никогда больше не вернется в Амон-Лоин. Для того, чтобы защитить от врагов маяк Лоини, остались только мы трое. И тогда мы взяли в руки оружие… Ты спишь, Иорет? — внезапно прервала Ланор свой рассказ.
А Иорет действительно спала. Бессонные ночи, усталость и напряжение последних четырех дней взяли свое. Тогда Ланор устроилась рядом с ней и тоже начала засыпать. Последнее, что различили ее слипающиеся глаза, была Хель, осторожно пробующая струны лютни Иорет…