Выбрать главу

Внезапно женщина вскинула руку, кого-то подзывая. От этого движения капюшон упал с ее головы, и Ариэль увидала, что на голове у этой женщины тонкий серебряный обруч с большой четырехконечной звездой во лбу, точно такой же, как носила Наталия Эрратос!

— Натали… — прошептала Ариэль, но ее шепот заглушил громкий вскрик Эндвэлла:

— Ардес Келебрин! Риондола!

Казалось, этот крик вспугнул видение — оно сразу исчезло, словно его выключили.

— Ты знаешь эту женщину? — взволнованно спросила Ариэль.

— Нет. Хотя она чертовски похожа на одну мою старую знакомую!

— А я, если бы она не была так ослепительно красива и не держалась с такой властной уверенностью, могла бы принять ее за Наталию Эрратос. У нее такой же обруч, хотя эту звезду Наталия прикрепляет к нему далеко не всегда.

— Ничего не понимаю, — Эндвэлл приоткрыл полог палатки и осторожно вылил воду из чаши. — И меньше всего понимаю, как Галадриэль может извлекать из такой посудины какую-то связную информацию.

— Наверное, для этого надо быть Галадриэлью, — вставила Ариэль, мало задумываясь о смысле сказанного. Но глаза Эндвэлла неожиданно сверкнули:

— Знаешь, Королева, а ведь ты, наверное, права! Пойдем отсюда, здесь нам больше нечего делать.

… За воротами Лориэна они остановились. Эндвэлл коснулся руки Ариэль:

— Куда ты идешь, Королева?

— В "Голдмэлл", — вздохнула Ариэль.

— А я прямиком в Пригорье. Так что извини, но плащ придется вернуть. Просто я хотел посмотреть на тебя в очень эльфийском виде.

— Ну и как? — лукаво улыбнулась Ариэль.

— Ты прекрасна, — серьезно ответил он. — Кстати, знаешь ли ты, что у тебя вполне эльфийское имя?

— Может быть и эльфийское, раз оно гранасианское. — она протянула Эндвэллу его плащ. — Натали говорит, что «Ариэле» переводится как "дочь высокого рода". Правда, мама считает, что имя вполне земное и означает не то «небесная», не то «воздушная».

— Ладно, — он взял ее руку в свои и что-то надел ей на палец. — На прощание, Королева, прими от меня маленький подарок.

На руке Ариэль было тонкое серебряное кольцо со сверкающим прозрачным камнем.

— Ну, Эндвэлл, это же страшно ценная вещь — серебряное кольцо, да еще с камнем!

— Ты ошибаешься. Раз его сделали, — значит это не камень, а кристалл, — он улыбнулся. — У вас на Озе такие называют фианитами. А серебро… не такая уж это редкость в масштабах Галактики. В общем, носи.

— Спасибо, Эндвэлл… Намариэ!

— Не «прощай», а "до свидания", Королева! Здесь, в Средиземье, мы действительно больше не увидимся, но я обязательно найду тебя — через год, а то и раньше.

Он прощально взмахнул рукой и исчез в зарослях малины. А Ариэль еще долго стояла на этом месте, рассматривая кольцо и пытаясь вслушаться в свои ощущения…

"Кто же он все-таки, и почему я чувствую, что он странно близок мне? И что значат его непонятные слова? Риондола, вообще-то по-гранасиански это "земля дождей". Но Ардес Келебрин? Если он имел в виду Серебряный Венец (хотя при чем тут он?), то правильнее сказать "Ардес Меджрил"!"

"Провалиться мне на этом месте! Пусть мне оторвет голову не Энгус, а самый настоящий Саурон, если в прекрасной Королеве, от которой без ума все окружающие, не течет чистейшая эльфийская кровь!"

32

Таллэ не принимала участия в Пеленнорской битве. В самом начале сражения кто-то так огрел Агента мечом по голове, что тот слегка взбесился и сбросил свою всадницу. Впрочем, возможно это было и к лучшему. Несмотря на все старания Нелдора и Эленсэнт, Таллэ так и не научилась как следует владеть оружием, а такому человеку нечего делать на поле боя.

Вытащил ее оттуда Анардол — ее прошлогодний дол-амротский муж, и он же доставил ее в Пригорье, в зеленую палатку. Некоторое время Таллэ неподвижно лежала на спине, тупо глядя в потолок, и по щекам ее текли жгучие слезы — не от боли, а от сознания собственного бессилия, от обиды на Агента и себя.

Анардол боялся оставить ее одну в таком состоянии. А может быть, Таллэ просто слегка нравилась ему — кто знает? И он сидел рядом с нею и читал ей стихи своего любимого поэта Гумилева, которого так любят цитировать в фантастических повестях. Таллэ слушала, все так же неподвижно глядя в никуда, но Анардол физически ощущал, как она успокаивается. Ей и в самом деле было очень приятно.

На середине одного из стихотворений Анардол внезапно прервался и вслушался. Дыхание Таллэ было ровным и спокойным, как у спящей. Да и неудивительно — перед Пеленнорской битвой она не спала две ночи подряд.

— Таллэ! — шепотом окликнул ее Анардол. — Ты спишь?

Она не ответила и вообще никак не отреагировала. Тогда Анардол поднялся и, стараясь не шуметь, выбрался из палатки. Прошло около часа с того момента, ка воин Дол-Амрота покинул поле боя, и он торопился, боясь, что сражение кончится без него.

Но Таллэ не спала, просто она полностью ушла в себя. Стихи Гумилева, неизвестно почему, пробудили в ней острую память о том, что было год назад, и она даже обрадовалась уходу Анардола — теперь можно было без помех, во всех деталях и подробностях вспомнить тот эпизод ХИ-2122…

…Они лежали в ряд под разлапистой елью — Хелл, казанский хоббит Энди, которого Розамунд Шелл подозревала в том, что он скрытый Горлум, и наконец, с самого краю — Таллэ. Длинный деревянный меч, один на троих, лежал у них поперек горла. Умертвие бродило по поляне, светя во все стороны фонариком, и напевало "Леса Галадриэли", из чего Таллэ сделало вывод, что при жизни оно было эльфом.

— Сколько нам еще до победного конца? — хриплым шепотом осведомилась Хелл.

— У меня батарейка в часах еще утром сдохла, — зло ответила Таллэ. Пусть умертвие само считает.

— Вообще-то у нас еще двадцать пять минут в запасе, — услужливо подсказал Энди. Но это только вызвало новый взрыв ярости со стороны девчонок.

— Молчи лучше, завтрак дракона! Хоббит элксионской разведки! Кто уверял нас, что в полночь у умертвий смена караула?! Теперь лежи и не мяукай!

— Так получилось! — оправдывался Энди. — Кто ж знал!

— Если ты потащил нас сюда за этими сокровищами, то ты и должен был знать!

— В конце концов, я же лежу тут вместе с вами…

— Плевать я на это хотела! — ответила Таллэ тоном оскорбленной принцессы. — Тебе-то как раз туда и дорога!

Умертвие отошло на противоположный край поляны и захрустело не то вафлями, не то сухими хлебцами. Таллэ стиснула зубы.

И вдруг послышался шепот:

— Видишь? Уже кто-то лежит!

— Вижу. Трое. И кажется, девушки. Надо бы освободить, по идее…

— Подожди ты! Не видишь, что ли, оно же сюда повернуло!

— Да ладно тебе! Успею!

Из-за кустов вышли двое, одетые в темное, в длинных темно-серых плащах. Один из них резко нагнулся к лежащим, схватил меч умертвия и отшвырнул прочь. Деревянное оружие, ударившись о ствол ели, с треском сломалось. Умертвие тут же обернулось на звук, но прежде, чем свет его фонарика снова упал на девчонок и Энди, дунаданец (они уже успели разглядеть на груди молодого воина сверкающий меч в черном щите) схватил за руку лежащую с краю Таллэ, и быстро впихнул в кусты, закрывая от света. Второй дунаданец с коротким воплем "Не мешай, Гил!" метнулся за ель.

Свет фонарика ложился далеко. Умертвие неторопливо, как и подобает призраку, направилось к распростертым на земле Хелл и Энди. И тут в напряженной тишине раздался звук спущенной тетивы и вслед за этим — звон разбитого стекла. Фонарик погас, а умертвие разразилось такими проклятиями, от которых, наверное, даже привычные ко всему Манвэ и Варда покраснели и заткнули уши.

Хелл и Энди тут же вскочили и со всех ног бросились к сокровищнице под столбами — они, в отличие от легко поддающейся эмоциям Таллэ, не забыли, зачем сюда пришли. А она все стояла в кустах в каком-то оцепенении, продолжая держать за руку своего спасителя.