– Пиши, – сказал он, и сам услышал, как бесцветно прозвучал его голос.
На прощанье Демин хотел поцеловать девушку, но она отстранилась. Через минуту, уходя по вечернему городу, он уже не думал о ней. До Москвы оставались считанные дни, и Демин знал, что главное в его жизни начнется там.
1985
ДЕНЬ ИЗ ЖИЗНИ
Волынка ожидалась на полдня: взять дедовы вещи с Рязанки, и снова через весь город – к нему в больницу. А я только вернулся из армии и еще не вполне надышался свободой. Каждый московский перекресток потихонечку сдирал с моего сердца неприсохшую корку любовной тоски, но ничего сделать с собой я не мог– позавтракав, уходил из дому и до вечера бродил по улицам.
Свобода была опасным лекарством, но я был намерен увеличивать дозу.
Около полудня я вывалился из набитого трамвая и, одуревая от жары и тополиного пуха, пошел по асфальтовой дорожке через квартал. Я шел и мечтал о компоте. Бабушка готовила отличные компоты: сладкие, даже чуть приторные, но только чуть-чуть.
Я позвонил и немного погодя услышал за дверью знакомое шарканье. Хорошо помню, что разволновался, пока бабушка возилась с замком. Понимаете, она очень торопилась открыть…
Сразу после возвращения я навестил ее и деда и с тех пор ни разу не выбрался. Все-таки чертовски далеко они жили – полтора часа в один конец…
– Женя, здравствуй, – напевно сказала бабушка. – Заходи, заходи…
Я перешагнул порог и поцеловал ее. Для этого пришлось немного нагнуться. Плечо было мягким, щека прохладной.
– Ботинки не снимай.
Я прошел в затененную кухню и, присев на табурет у стола, блаженно привалился к стенке.
– Отдохни немножко, – сказала бабушка. – Сейчас будет обед.
– Баб, я сытый. Вот попить – есть что-нибудь?
Просить компота было неловко. Впрочем, бабушкин ответ я знал почти наверняка.
– Сейчас компоту налью. Ты сиди.
Она отошла от плиты к шкафу – там на полке всегда стояла большая кастрюля с черной крышкой, а в ящиках – это я помнил с детства – лежали орехи, конфеты и прочие лакомства. Бабушка была грузной женщиной, но двигалась легко, ловко.
Над столом висела клеенчатая карта мира; я пил компот и глядел на цветные лоскутки в самом мизантропическом настроении.
– Поел бы, – не выдержала бабушка через минуту. – Я борщ сварила. Вкусный борщ, попробуй.
– Бабуль! – Почему я был так раздражен в тот день? – Ну я же сказал: я сыт! Я из дома.
– Ну ладно, ладно… – Бабушка огорчилась и обиделась даже. – Не хочешь, не ешь. Расскажи, как у вас дела.
– Нормально. – Я пожал плечами. – Живем помаленьку.
– Как отец?
– Вроде ничего, – сказал я, проклиная тему, обреченную на общие слова. – Бабуль, да все в порядке. Как ты?
Кажется, вопрос прозвучал не слишком дежурно.
– Ноги болят, – сказала бабушка.
Внезапная жалость потекла по моему сердцу.
– Врача вызывала? – спросил я сурово.
– А-а-ай, Женя-а… – Махнув рукой, она повернулась к плите. Тут я услышал радио. Оно бурчало что-то вполголоса и, видно, не первый час. Надо было перевести разговор, но я ничего не придумал. Бабушка сделала это сама.
– Когда выйдешь на работу?
– Какую работу? – я обрадовался возможности подурачиться. – Кто воевал, имеет право…
Бабушка обернулась, вытирая руки о фартук.
– Женя, ты невозможный человек.
– Бабуль, все в порядке. Время терпит.
– Время терпит…
Знаете, что спрашивала бабушка у отца, когда узнавала о том, что кого-то сняли за воровство или взятки? С подозрением и тревогой, каждый раз:
– Дима, он коммунист?
Бабушку никогда не интересовала должность этого человека и его зарплата.
– Коммунист?
И услышав ответ, качала головой:
– Как же так… Как же так…
Вещи для деда бабушка складывала на тахте и каждую называла вслух, чтобы ничего не забыть. А я сидел в кресле, нетерпеливо листая программу передач.
– Куда он положил свои лезвия, этот человек? – вдруг невесть у кого спросила бабушка, застыв над открытым ящиком шкафа. – Что за несчастье, честное слово…
Я отложил газету.
– Что, бабуль?
– Нету лезвий – что ты будешь делать?…
Я глянул на часы и решил брать процесс в свои руки. Что-то торопило меня, подстегивало, гнало отсюда– вперед, вперед! Мне казалось – я пропущу всю жизнь в этом кресле.
– Остальное – все? – спросил я.
– Все.
– Тогда давай складывать; лезвия куплю по дороге.
Бабушка тяжело, с укором посмотрела на меня.
– Женя, ты что, не знаешь деда?
Ну конечно! Дед не стал бы бриться никакими лезвиями, кроме лезвий «Ленинград», закупленных на век вперед и завернутых в носовой платок.