— Фридрих вы в своем уме? — пожилой участник возникшего разговора, наконец-то, оторвался от своих мыслей, и посмотрел на адъютанта. — Вы хотите сказать, что Берлин наводнен вражескими агентами, в то время, как Москва не сегодня-завтра падет?
— Нет, мой фюрер, скорее всего эти листовки сбросили с самолетов, которые, по-видимому, до сих пор летают над Берлином.
— Фридрих, по-моему, вы больны. Это же невозможно, им просто сюда не долететь.
— Я здоров, но все так, и даже по радио передают текст этих листовок, да вы сами послушайте.
— Что? По радио? Хорошо, включите приемник.
Неслышным шагом адъютант подошел к тумбе, на которой стоял радиоприемник «Телефункен» и включил его. В ожидании, пока приемник нагреется, пожилой человек попытался взять свой карандаш, но обронил его. И карандаш упал на пол, сломав грифель, но на это его хозяин не обратил внимания.
«… Всем воинским подразделением германской армии и ее союзников надлежит немедленно сдать все оружие и приступить к созданию рабочих отрядов для восстановления разрушенной промышленности и инфраструктуры Советского Союза», – раздались слова диктора.
— Выключите, Фридрих, немедленно выключите! Я не понимаю, что происходит. Вы говорите, что самолеты до сих пор летают?
— Да, по-видимому, пять минут назад они летали.
— Хорошо, пойдемте, посмотрим. Нет не сюда, выйдем через запасной выход. — «Что за чертовщина, стоило спокойно поспать одну ночь, как в Рейхе полный бедлам», — подумал он.
Первое, что бросилось им в глаза, — дворник, который пытался длинной палкой, похожей на удочку, сбить с опавших уже деревьев, прицепившиеся там листки бумаги. Голубое небо, на котором виднелись редкие утренние облачка, было раскрашено белыми параллельными полосами, простирающимися над огромным городом в разных направлениях. В остриях каждой из двух полос виднелись блестящие точки.
— Вон они, эти самолеты, — сообщил адъютант, указав своей рукой. — Два.
— Они что, горят, эти маленькие самолетики? Вон, какой дымный шлейф. И чьи они?
Адъютант посмотрел на своего шефа и остолбенел. Несколько минут назад это был властелин, перед которым трепетали лидеры европейских стран, а теперь это был пожилой, битый жизнью человек, который по-стариковски вглядывался в утреннее берлинское небо.
— Это не дым, мой фюрер, а обыкновенный конденсат, так как они летают на большой высоте, где очень низкие температуры. Так пояснил один из офицеров, он физик по образованию. И это большие самолеты, просто огромные. Наблюдатели, впервые заметившие эти самолеты, когда они снизились для того, чтобы сбросить листовки, заметили на их крыльях красные звезды. То есть самолеты вражеские, русские.
— А почему мы не открываем зенитный огонь, и где наша истребительная авиация, если это вражеские самолеты? И зачем текст этих дурацких листок передают по радио? И почему мне сразу не доложили об этих самолетах?
Адъютант заметил, что его шеф обращается к нему так, будто он, по меньшей мере, является начальником Генштаба. И эти свои вопросы задает таким же неуверенным тоном, как это делали, скорее всего, перепуганные офицерские жены.
— Мой фюрер я могу сообщить вам только то, что слышал из переговоров офицеров штаба. Огонь не открывают потому, что эти самолеты летают очень высоко, и до них просто не достать, и нет смысла открывать огонь, чтобы не усиливать панику. Истребительной авиации был дан приказ подняться для перехвата, но на аэродроме случилось какое-то ЧП, погибли летчики. И когда я направлялся к вам в кабинет, краем уха слышал, что на аэродром отправился Геринг, чтобы разобраться во всем на месте. Про передачу по радио я ничего сказать не могу. А что касается доклада, то вы всегда требуете доклад в определенное время, а оно еще не наступило. И еще не готовы отчеты полицейских участков о собранных листовках. Наш оперативный дежурный потребовал, чтобы их пересчитали.
— Пересчитали? Зачем?
— Ну, как же. Это же ваше требование, чтобы каждый доклад был выдержан с немецкой точностью и аккуратностью.
— Хорошо Фридрих, все понятно.
Расстроенный и потерявший лицо фюрер задумался. Было совершенно понятно, что ему не хочется появляться перед подчиненными в таком виде. Кроме того, появившись среди них, нужно будет принимать решения, которых он в данный момент просто не видел.
— Знаете что, Фридрих, — произнес он, наконец. — Давайте-ка мы с вами отправимся на аэродром, посмотрим, что там происходит. Распорядитесь насчет машины и охраны, и принесите мой плащ и фуражку.
Глава 4
Сильный запах гари они почувствовали еще на удалении от аэродрома. Ворота были распахнуты настежь, шлагбаум поднят, и в ворота въезжал грузовой автомобиль с тентом, который въехав на территорию, остановился, и из него посыпались солдаты с шанцевым инструментом. На самой середине взлетно-посадочной полосы виднелась груда обгоревшей техники, которая продолжала дымиться. Рядом стояли две пожарные машины, пеногоны, по-видимому, продолжая проливку.
На территории аэродрома, параллельно взлетно-посадочной полосе, не менее роты солдат что-то копали, трамбовали, переносили носилками грунт, несколько человек махали косами. Возле караульного помещения, на табурете, сидел солдат, которому перевязывали руки. Скорее всего, ему удалось вырваться из очага пламени. Было видно, что у солдата обгорели волосы, и было закопченное лицо. И над всем этим развернувшимся театром витал удушливый запах сгоревшей техники и органики.
В начале взлетно-посадочной полосы можно было рассмотреть тучную фигуру Геринга. Несмотря на прохладную погоду, его китель был распахнут, а фуражка сдвинута набекрень. Геринг, энергично махая руками, давал какие-то указания стоящему рядом офицеру.
Часовой, стоящий у шлагбаума, увидев подъезжающие незнакомые автомобили, начал закрывать шлагбаум, но из переднего автомобиля, в котором ехала охрана, выскочил офицер и что-то пояснил часовому. Тот свистком вызвал офицера аэродромной охраны, который, разобравшись в ситуации, стремглав бросился к автомобилю фюрера, отдал честь, поедая глазами своего кумира, и замер по стойке смирно.
— Позовите сюда Геринга, — распорядился фюрер.
— Мой фюрер! — воскликнул подошедший быстрым шагом Геринг. — Вы здесь? Что случилось?
— Это я вас спрашиваю, Геринг, что случилось? За время поездки фюрер оправился от удара и к нему вернулись его самообладание и властность. — Что здесь происходит? Что, мой любимый аэродром разбомбили? Почему над Берлином летают вражеские самолеты? Как вы это допустили? И что это делают мои солдаты? Копают картошку? Вы что, устроили здесь ферму? Отвечайте!
— Все не так, мой фюрер, я вам сейчас все объясню. Во-первых, солдаты оборудуют грунтовую взлетно-посадочную полосу, так как бетонная полоса пришла в негодность. Они работают очень усердно, и примерно через час полоса будет готова.
— Что, бетонная полоса пришла в негодность? Этого не может быть! Если вы помните, я присутствовал при ее закладке, и меня уверяли, что использован стратегический бетон, что это будет лучшая полоса в Европе, и она будет служить не менее пятидесяти лет. Как такое могло случиться?
— Я прошу вас только выслушать меня. Когда посты наблюдения обнаружили, что в небе над Берлином летают вражеские самолеты, на аэродром поступила команда направить истребители на перехват. В это время на дежурстве находились ваши любимые летчики, «Пилот А» и «Пилот В», как вы их всегда называли. Вы же знаете, что они были настоящими асами, и всегда шли на взлет парой, с дистанцией в несколько метров, в нарушение всех инструкций, не дожидаясь, пока ведущий освободит взлетную полосу.