— Спасибо, садитесь. Теперь вы, Геринг. Есть ли результат оперативно-розыскных мероприятий.
— Да, результат есть. Если вы заметили, с южной стороны к аэродрому примыкает небольшая рощица, а за ней проходит грунтовая дорога к небольшому населенному пункту. В центре этой рощицы есть небольшая полянка, на которой обнаружены следы пребывания неизвестных лиц, как минимум двух. Можно с уверенностью полагать, что именно оттуда был запущен небольшой, бесшумный летающий аппарат, ковер-самолет, который и произвел диверсию на аэродроме, действуя в темноте. Там расстелена плащ-палатка, на которой оставлена баночка с окурками, часть окурков со следами губной помады. Кроме того, там же, рядом с этой плащ-палаткой обнаружен прозрачный сосуд емкостью примерно 5-6 литров. Он прозрачный, но не стеклянный, а из легкого, довольно гибкого материала. В верхней части сосуда имеются крючки для подвески, а в нижней — отверстие в виде диафрагмы с пружинкой и рычажком с тросиком, которым можно открывать отверстие. На внутренней стороне этого сосуды видны капли жидкости с таким же резким запахом, как жидкая грязь на бетонном поле. Все это сфотографировано, но фотографии пока не готовы. Один из агентов очень быстро и убедительно нарисовал этот сосуд. Вот, пожалуйста, можно посмотреть.
Подскочивший Фридрих немедленно передал рисунок фюреру.
— Мы полагаем, — продолжил Геринг, — в этом сосуде была та самая «мертвая вода», то есть реагент, который испортил бетон. Мои помощники сейчас передают все это на экспертизу. И что самое интересное, у всех сложилось впечатление, что все эти вещи намеренно там оставлены. Кроме того, один из местных жителей показал, что вчера поздним вечером, он заметил стоящий там, на обочине дороги, легковой автомобиль. Местные жители обычно там не останавливаются, осознавая, что это важный военный объект. На всякий случай он записал номер автомобиля. Номер уже успели проверить, это, естественно, подделка. Что касается полосы, то грунтовая полоса готова и уже опробована с положительным результатом. С восстановлением бетонной полосы придется повременить.
— Это почему же? — удивился фюрер.
— Дело в том, что этот реагент продолжеют действовать и площадь повреждения медленно, но неуклонно увеличивается. Нужно какое-то средство для его нейтрализации. Здесь вся надежда на наших химиков. У меня все, мой фюрер.
— Хорошо, спасибо, садитесь. Теперь Геббельс. Доложите, каким образом этот ультиматум оказался на радио Берлина.
— Мой фюрер, я очень сожалею, я раскаива…
— Прекратите, Геббельс, прекратите заниматься самобичеванием. Докладывайте по существу.
— Хорошо, мой фюрер. Новостные блоки готовится в министерстве соответствующими работниками, затем их проверяет начальник отдела, подписывает, запечатывает в специальный конверт и передает офицеру связи, который в сопровождении двух солдат доставляет пакет на радиостудию. Там он предъявляет пропуск и передает пакет под роспись. Выпускающий редактор проверяют подготовленный текст на отсутствие помарок и повреждений, уже не вникая в содержание, а диктор просто читает текст.
Геббельс тяжело вздохнул, и продолжил: — Сегодня все прошло именно таким же образом, но текст оказался другим, и в него был включен ультиматум. Подмена произошла на этапе передачи пакета из министерства в студию. Работники охраны студии насчет личности офицера связи ничего сказать не смогли, просто не обратили внимания. Офицера связи обнаружили в кафе, недалеко от министерства. Он спал, уронив голову на стол, будучи в нетрезвом состоянии. Журнал с подписями о передаче пакета лежал рядом на столе. Официанты сообщили, что офицер прибыл в кафе вместе с какой-то вульгарной девицей…
— Опять женщина! — изумился фюрер. — Надо же, какая агентура. Да, извините, пожалуйста. Продолжайте!
— … да, с девицей, и потребовал спиртного. Там обычно спиртное по утрам не подают, но офицер разразился бранью и грозился разгромить кафе. Девица куда-то исчезла, а офицера еще пятнадцать минут назад разбудить не смогли. Солдат, сопровождавших офицера, обнаружили в забегаловке, которую посещают дворники, курьеры и прочий простой люд. Свое оружие они оставили на вешалке у входа, пили шнапс, горланили какие-то непристойные песни и распугали всех посетителей. Когда хозяин попытался их урезонить, они облили его пивом и ударили кружкой по голове. Ему ничего не оставалось, как вызвать патруль. Как они попали в эту забегаловку, и где расстались с офицером, они ничего не помнят. Вот, пожалуй, все, мой фюрер.
— Какая прекрасная операция! — воскликнул фюрер. — Я аплодирую ее организаторам и исполнителям! Ее нужно будет занести во все учебники, учитесь господа! Фюрер не унывал. — А вы осознаете, Геббельс, что у вас в министерстве есть так называемый «крот», и, возможно, не один? Без них, ну и без гипноза, такую операцию не провести.
— Конечно, я понимаю, — отозвался Геббельс, — только пока не знаю, как их вычислить.
— Ладно, не утруждайте себя, оставьте это специалистам. Хорошо, спасибо. Садитесь. Теперь начальник Генерального Штаба. Сообщите нам о положении на фронтах. Я сам, к сожалению, еще не успел ознакомиться с рапортами.
— Мой фюрер, — как-то неуверенно начал начальник. — Я должен констатировать, что все рапорты с фронтов какие-то беззубые, они практически повторяют то, о чем они докладывали вчера. Если говорить коротко, они звучат так, что все без перемен.
— Вот как! — удивился фюрер. — А что сообщает фон Бок?
— То же самое, мой фюрер.
Фюрер задумался и какое-то время молчал. — Вот что, — наконец, задумчиво произнес он. — Курт, — обратился он по имени к одному из генералов. — Насколько я знаю, вы были дружны с фон Боком?
— Верно, мы не только были дружны, мы дружим, можно сказать, с детских лет.
— Хорошо, тогда я попрошу вас пойти, и позвонить фон Боку. Поговорите с ним по-дружески и выясните, что же там происходит. Вчера он обещал мне дойти до Москвы, а сегодня хранит молчание. Хотя, постойте. Для начала расскажите ему обо всем, что произошло в Берлине, и ничего не скрывайте, а потом уже выспрашивайте его. Хорошо?
— Да, мой фюрер, я понял, и я пошел.
— Господа, есть у вас вопросы, замечания, дополнения? — спросил фюрер, внимательно осмотрев собравшихся.
— Разрешите, мой фюрер? — обратился пожилой генерал, сидящий немного в стороне.
— Да, пожалуйста.
— Я прошу вас обратить внимание на эти листовки, — генерал вытащил из кармана сложенный вчетверо листок бумаги. — Нет, не на их содержание, а на их форму. Какая прекрасная бумага и великолепная печать. Я даже не представляю, на каком оборудовании сделана эта бумага и выполнена печать. Я полагаю, что в Германии ничего подобного нет.
— Да, — задумчиво произнес фюрер, — это еще одно очко в пользу Сталина.
* * *
Вернувшийся генерал чуть не влетел в распахнутую настежь дверь. — Мой фюрер, — выпалил он, — я переговорил, они не знают, что делать. Они прослушали ультиматум по берлинскому радио и ждут указаний из Берлина, а их нет. Они начали думать, что мы капитулируем.
— О, боже! — воскликнул фюрер, — как же мы, и прежде всего я, об этом не подумали. Они же ждут указаний. Фридрих! Ступайте к оперативному дежурному, пусть немедленно подготовят, и передадут на все фронта шифровку о том, что ультиматум был передан по радио, — он поднял взор на Геббельса, — только с целью… информации. Мы ни в коем случае не капитулируем. Пусть действуют по ранее намеченным планам. Продолжайте, герр генерал.