Теперь закутанная в меха герцогиня предавалась бессильной ярости. Через год после своего триумфа она стала беглянкой, вынужденной прятаться в карете с закрытыми окнами. Ей пришлось покинуть собственный дом и искать убежища у подруги — ей, урожденной Конде! Братья же ее и супруг оказались пленниками ненавистной власти. Проезжая по городу, она слышала громкие песни, угадывала сквозь плотные кожаные занавески, что везде горят праздничные огни и парижане танцуют фарандолу.
Герцогиня скрипела зубами, а грудь ее вздымалась от того неистового гнева, который превращает даже самое мирное и разумное существо в беснующегося зверя. Среди адских мук лишь мысль об одном человеческом существе согревала ее и одновременно заставляла сердце сжиматься от тревоги. Франсуа… любимый Франсуа! Успел ли предупредить его Сент-Ибар? Удалось ли ему ускользнуть от агентов Мазарини? А если приспешники итальянца все же ворвались к нему, то что могло там произойти? Анна-Женевьева слишком хорошо знала вспыльчивый характер своего возлюбленного и потому безмерно боялась за него. Она была уверена, что Франсуа не пожелает сдаться этой гнусной своре и обнажит шпагу… Быть может, его сейчас уже нет в живых!
Карета пересекла Сену по Новому мосту, пустынному в этот поздний час. На другом берегу было темно; сквозь кожаные занавески внутрь проникал лютый холод, поскольку в спешке жаровню захватить забыли. От мороза не спасал даже густой мех, и герцогине казалось, что сама душа у нее заледенела. Вот миновали еще несколько переулков, затем начались пустыри, лишь иногда мелькала колокольня монастыря или высокая садовая стена. Тишина была такой жуткой, что у мадам де Лонгвиль звенело в ушах. Что это, отдаленный гром или стук копыт преследующих ее всадников? Нет, это ветер теребит оголенные ветви деревьев…
Сидя в карете, Анна-Женевьева пыталась мысленно представить зловещие башни Венсенского замка, его громадную башню и мощные стены, однако ей никак не удавалось вообразить своего брата в роли узника. Это ему совсем не подходило! И она повторяла про себя, что в один прекрасный день презренный Мазарини расплатится за все зло, которое причинил ее семье. Анна-Женевьева не могла дождаться, когда же они доберутся до Сен-Жермена. В эту минуту надменная герцогиня чувствовала себя всего лишь слабой испуганной женщиной.
Внезапно раздался спокойный голос мадемуазель де Верпильер:
— Мы подъезжаем, госпожа герцогиня! Вот этот дом.
Действительно, карета, миновав железную ограду, уже катилась по мягкому песку аллеи. В темноте блеснул луч света, и отворилась дверь. Прекрасная мятежница не знала, чем станет для нее дом: надежным убежищем или последним этапом на пути к тюрьме, местом долгожданной встречи или жесточайшего разочарования… Пока же на пороге возникла женщина, которая приветствовала гостью низким поклоном.
— Не угодно ли госпоже герцогине войти?
Как невыносимо долго тянулись часы ожидания в эту ночь с 18 на 19 января 1650 года! Сидя перед очагом в крошечной спальне, герцогиня де Лонгвиль смотрела на пламя и вздрагивала при малейшем шорохе. Уже прошло два часа с тех пор, как она оказалась в маленьком доме предместья Сен-Жермен, предоставленном в ее распоряжение подругой. Но время тянется вдвое медленнее, когда любишь и ждешь любимого. Анна-Женевьева могла бы поклясться, что провела здесь целую вечность. Где же Франсуа? Почему он до сих пор не появился?
Она задавала себе эти вопросы, наверное, в сотый раз, когда песок аллеи заскрипел под копытами нескольких лошадей. Подбежав к окну, герцогиня увидела, как всадники спешиваются, и ей показалось, что она узнает высокую фигуру своего любовника. Тогда, подобрав юбку фиолетового бархата, она выбежала из спальни и устремилась вниз по лестнице.
Анна-Женевьева вылетела в прихожую в тот самый момент, когда туда вошел предводитель всадников, и бросилась к нему в объятия.
— Вы! Наконец-то! Я так перепугалась… Я думала, что вас тоже арестовали!
— Как видите, нет, но ваше предупреждение пришло вовремя. Пока еще слуги Мазарини до нас не добрались. Пойдемте, нам нужно многое обсудить.
Швырнув на сундук фетровую шляпу, украшенную длинным пушистым пером, принц де Марсийак обнял за талию свою возлюбленную и повел ее в гостиную, приказав спутникам подождать. Едва лишь за ними закрылась дверь, как Анна-Женевьева припала к его груди.
— У вас есть план, Франсуа? Вы уже что-нибудь придумали?
— По правде говоря, нет… Быть может, нам лучше уехать вдвоем в мою провинцию Пуату?
— Это слишком далеко. Кажется, у меня появилась идея получше.
— Какая же?
— Нормандия! Не забывайте, что это провинция моего мужа. Мы отправимся туда и поднимем там восстание. Сторонников у Мазарини немного, а Нормандия богата и сильна. Опираясь на нее, мы сможем бросить вызов кардиналу и возобновить войну!
На лице Франсуа отразилось сомнение.
— Вы уверены, что сумеете поднять целую провинцию?
— Конечно! Разве вы не знаете, что герцог де Лонгвиль заключен в Венсенский замок? Я буду действовать от его имени!
— Вот это-то и будет ошибкой. Вряд ли нормандцы возьмутся за оружие, чтобы вызволить его оттуда.
На это не слишком лестное для своего супруга замечание герцогиня надменно ответила:
— В таком случае они сделают это ради меня. Все, кто любит меня, последуют за мной! Так вы едете или не едете?
Вместо ответа Франсуа поцеловал ее. Он любил эту женщину так сильно, как никого прежде, и в эту минуту она казалась ему еще красивее, чем всегда, ибо лицо ее светилось страстью, воспламенявшей его сердце.
— Разумеется, я еду! — воскликнул он. — Вы же знаете, Анна, за вами я последую даже в ад. Но нужно действовать быстро. Агенты Мазарини очень скоро обнаружат наше временное убежище. Прикажите закладывать карету.