— Ты рассказывала о Лайле, — напомнила Корина. — О том, как ей повезло. Насколько я понимаю, он сказочно богат?
Леди Драйден оскорбленно вскинула подбородок.
— При чем здесь деньги, Корина? — И, помолчав, добавила: — У Герберта Уайтола множество достоинств. Деньги, разумеется, у него тоже есть. В противном случае я просто не отдала бы за него Лайлу. Не такое уж крепкое у нее здоровье, чтобы нести на своих плечах воспитание детей и работу по дому — а этим, в конце концов, и кончается, когда у мужа нет денег. Разумеется, ей повезло.
Миссис Лонгли воровато протянула руку и положила себе очередной кусок торта. К чаю на нее всегда нападал ужасный голод. Левая бровь леди Драйден чуть приподнялась, а во взгляде светлых глаз появилось что-то очень похожее на презрение. Никто не сумел бы определить цвет ее глаз точнее: они определенно не были серыми и уж точно не были голубыми. Они были именно светлыми и очень яркими. Возможно, причиной тому были густые черные ресницы. Злые языки поговаривали даже, что леди Драйден их красит, но это были лишь сплетни. Сибил и в голову не пришло бы заниматься такими глупостями.
— Что правда, то правда, — поспешила ввернуть Корина Лонгли. — Взять хоть мою Анну. Вышла замуж за врача, и пожалуйста: трое детей и никакой помощи. Даже ест на ходу. Не представляю, как она вообще справляется. Я бы так не смогла. Правда, она пошла в отца, а он был удивительно практичным человеком. Лайла ведь не такая, верно? Вообще-то жаль… Билл Уоринг мне всегда нравился.
— Глупости все это, — повторила леди Драйден. — Еще чаю, Корина?
— Да, пожалуйста. А он все еще в Америке?
— Кажется, да.
— А как… Я хочу сказать, как он это воспринял?
Леди Драйден поставила чайник.
— Дорогая моя, ты говоришь так, будто Лайла его бросила. Уверяю тебя, это совершенно не так. Их отношения кончились сами собой.
Миссис Лонгли взяла из ее рук чашку.
— Нет-нет, без сахара, — воскликнула она, надеясь, что ей это зачтется, и, чуть приободрившись, спросила: — Так уж и сами собой?
Леди Драйден кивнула.
— Несколько месяцев разлуки — незаменимое средство в подобных случаях. Дети так быстро все забывают!
Миссис Лонгли усилием воли поборола искушение напомнить подруге, что детям исполнилось двадцать два и двадцать восемь лет соответственно, и тут же была вознаграждена за свою сдержанность.
— Не стану скрывать, впрочем, — продолжила леди Драйден, — что я приложила к этому руку. Глава фирмы, где служит этот Уоринг, мой старый друг, и когда он упомянул, что намерен послать кого-то в Америку разбираться с патентами, я рекомендовала ему Билла. Кажется, он хотел послать кого-то другого, но какая теперь разница? В конце концов поехал Билл, и скоро все кончилось само собой.
— Но он хоть писал ей?
Леди Драйден усмехнулась.
— Каждый день, а то и чаще. Потом, видно, это ему надоело, и он просто исчез.
Миссис Лонгли подозрительно посмотрела на подругу.
— Сибил, а ты их случайно…
Леди Драйден весело рассмеялась.
— Дорогая, ты явно увлекаешься любовными романами! Разбитые сердца, сожженные письма… Нет, все куда проще. Думаю, Биллу Уорингу понравилось в Америке, и он просто забыл про Лайлу. Какое-то время она, конечно, переживала, а потом появился Герберт Уайтол. Лично мне все это представляется совершенно естественным. На следующей неделе у них свадьба, и Лайла совершенно счастлива. Кстати… Ты уже получила приглашение?
— О да, спасибо. Просто сгораю от нетерпения. Я слышала, он подарил ей изумительный жемчуг?
— Да, он хорошо на ней смотрится, — холодно ответила леди Драйден.
Миссис Лонгли поставила чашку и подхватила свою сумочку.
— Ну, мне пора. Алану не нравится, если он не застает меня дома, когда приходит. Жемчуг… Красивый, наверное! А вот мне мать так и не разрешила надеть на свадьбу ожерелье, доставшееся от тети Мейбл. Сказала, жемчуг приносит несчастье и спрятала его подальше. Что ж, может, оно и к лучшему. Во всяком случае, я действительно счастлива.
Она уронила свою сумочку, и ее содержимое рассыпалось по полу. Водворив все на место, миссис Лонгли неожиданно для себя спросила:
— Он, кажется, намного ее старше?
— Ему сорок семь, — сухо сказала леди Драйден, — и они очень счастливы.
Впоследствии Корина Лонгли сама удивлялась собственной храбрости. «Я просто не могла промолчать, — объясняла она дома Алану. — Потому что денег у этого Уайтола, конечно, пруд пруди, и дом большой, и слуги, и все такое, но уж больно мне его рожа не нравится. И потом, он ведь действительно намного ее старше, а она действительно любила Билла Уоринга».
Она взглянула на подругу выцветшими голубыми глазами и робко спросила:
— Ты в этом уверена, Сибил?
Глава 3
Лайла стояла между двумя зеркалами, казалось соревновавшимися за право отразить ее красоту. Свадебное платье выглядело великолепно. Оно было пышным и белым, в точности как она мечтала, когда собиралась замуж за Билла Уоринга. Только вот материал — тяжелый и плотный атлас, — который выбрала тетя Сибил, ей совершенно не нравился. Из-за него Лайла казалась в этом платье похожей на ту самую статуэтку из слоновой кости, которую Герберт Уайтол нарочно выставил на самое видное место и старательно обращал внимание гостей на удивительное сходство. Лайла просто ненавидела эту статуэтку. Она была очень древней, а что ни говори, сомнительное удовольствие — слушать, как тебя сравнивают с каким-то музейным экспонатом тысячелетней давности. Иногда ей казалось… Впрочем, она и сама не сказала бы, что именно ей казалось. Просто статуэтка почему-то ее пугала.
Она снова посмотрела в зеркало и увидела там уходящий в бесконечность строй фигурок из слоновой кости. Она вздрогнула. Это начинало уже напоминать кошмар: атласное платье цвета слоновой кости, светлые золотистые волосы… У статуэтки когда-то были точно такие же, только золото давно уже стерлось и потемнело. Однажды Герберт Уайтол поднес статуэтку к свету, чтобы Лайла увидела следы позолоты, и очень странным голосом произнес: «Золото и слоновая кость. Совсем как ты, моя дорогая». Лайла очень тогда испугалась, и никогда уже об этом не забывала.
Она продолжала пристально смотреть в зеркало, и скоро ей начало казаться, что она — всего лишь одна из этих неподвижно застывших фигурок, плывущих сквозь жидкую зеркальную толщу. Откуда-то издалека донесся голос Сибил Драйден: «Мне кажется, стоит немного убрать в талии», и мгновенный отпор мадам Мирабель: «Ни в коем случае! Оно сидит идеально, просто идеально. Я даже боюсь что-нибудь трогать. Мадемуазель будет самой красивой невестой. В этом платье она похожа на античную статую». Ее плотная приземистая фигура мелькнула на миг в зеркале: сотня суетливых и болтающих без умолку Мирабель, безжалостно затянутых в корсет.
Сибил Драйден кивнула.
— Да, платье удалось на славу, — спокойно согласилась она, Она сделала шаг, и в зеркале появилась еще одна фигура. Черная и стройная, она держалась с редким достоинством. Ее волосы, чуть тронутые на висках сединой, были уложены в безупречную прическу, на черном платье поблескивали крупные бриллианты, крохотная элегантная шляпка была сшита по самой последней моде.
Неожиданно стройный ряд, состоящий из отражений тети Сибил, распался, и они закружились в стремительном хороводе. Изображение начало расплываться, и откуда-то из тумана донеслось испуганное восклицание Мирабель.