– Мне нет дела до того, чтобы мне завидовали или восхищались…
– А вот тут ты ошибаешься. Лесть – неизменная валюта общества, а зависть – ее алчный кузен. Когда люди завидуют тебе, то притворяются, что восхищаются тобой, дабы сохранить лицо. И это дает тебе власть над ними.
– Я не хочу иметь власть над другими людьми.
Катарина ван ден Брук погладила лицо своей дочери.
– О, моя дорогая, ты слишком молода, чтобы знать, чего хочешь.
Элизабет попятилась, возмущенная снисходительностью матери.
– Я знаю, чего хочу.
– Чего же?
– Чтобы моя сестра вылечилась.
Лицо ее матери побледнело, а губы плотно сжались.
– Все в руках Божьих, – тихо произнесла она.
– Почему ты никогда не говоришь о Лоре?
– Для твоего отца это слишком болезненная тема.
– Ты когда-нибудь навещаешь ее?
– Во сколько начинается мероприятие? – спросила ее мать, пересекая всю комнату, чтобы налить чай из сервиза. – Ты уверена, что не хочешь чаю?
– Нет, спасибо.
– Нора может принести дополнительную чашку. Это не проблема, – добавила она, избегая смотреть на Элизабет.
Видя, что ее мать чувствует себя некомфортно, Элизабет пожалела, что затронула тему болезни сестры. В детстве эти двое были почти неразлучны. Будучи всего на два года старше, Лора была как мама для Элизабет, защищая ее от резких всплесков настроения Катарины. В свою очередь, Элизабет уговаривала свою тихую сестру присоединиться к ней во многих приключениях, которые две маленькие девочки совершали. Катались верхом на лошадях по Центральному парку Нью-Йорка или на пони в сосновом лесу их летнего домика в Киндерхуке.
Лора впервые начала слышать голоса, когда Элизабет училась в колледже. Вскоре последовали параноидальные образы. Ей стало казаться, что кто-то разбрасывает стекла по полу ее спальни, пока она спит. Она отказывалась есть, если не могла наблюдать, как готовят еду, поскольку была уверена, что ее кто-то пытается отравить. Когда Элизабет вернулась на рождественские каникулы во время обучения на втором курсе колледжа, ее мать пыталась скрыть болезнь сестры. Но как только все раскрылось, та сначала преуменьшила состояние сестры, а после вообще полностью отрицала все.
Катарина, которая обладала ледяным взглядом и сохраняла гробовое молчание, выбегала из комнаты в слезах, решительно отвергая попытки отца Элизабет поднять эту тему, когда все ее усилия закрывать на это глаза ни к чему не приводили. Хендрик был беспомощен перед лицом эмоционально неустойчивой жены. Он имел старомодный взгляд на жизнь – смотрел на женщин как на хрупких созданий, которых следует защищать и баловать. Что удивляло Элизабет, поскольку Катарина обладала железной волей и властностью. Тем не менее ее отец обожал свою умницу-красавицу жену с отчаянной страстью, которая напоминала Элизабет Шарля Бовари – без памяти влюбленного мужа Эммы из романа «Мадам Бовари». Эта книга была основным произведением на уроках французской литературы в колледже, и, хотя Элизабет испытывала трудности с французским языком, история ее покорила.
Заметив тревожные симптомы у своей сестры, Элизабет вернулась в Вассар обеспокоенная и озадаченная, но каким-то образом сумела полностью погрузиться в учебу. Когда она вернулась домой после окончания второго курса, невозможно было отрицать, что ее сестра изменилась. Исхудав и побледнев, Лора оказалась во власти голосов, которые могла слышать только она. Иногда они заставляли ее смеяться, но чаще они пугали ее. Элизабет могла лишь наблюдать, как ее любимая сестра все глубже погружается в мир, где никто не мог до нее добраться. Когда-то ходили разговоры о поступлении Лоры в художественную школу, но они прекратились, поскольку ее состояние ухудшилось.
К концу третьего курса обучения Элизабет родители поместили Лору в больницу Белвью – в недавно достроенное отделение для душевнобольных. Когда Элизабет вернулась в город после окончания колледжа, она навещала сестру раз в неделю и зачастую возвращалась домой в состоянии нервного истощения, видя, как та уходит от реальности.
– Я виделась с ней два дня назад, – сказала Элизабет своей матери, которая до сих пор возилась с чаем.