Она закричала и направилась к двери. Но сильная рука Вильсона схватила ее и отбросила в сторону эту бесстыдную преступницу.
— Ты останешься здесь!.. Наконец-то ты мне скажешь настоящее имя твоего мужа.
— Его зовут Клеменс Ругэ!..
— Врешь, ехидна! Это неправда! Его зовут Карл… Ты сама проговорилась!..
— Как, откуда ты знаешь, что Карл Юнкерс скрывается под именем Клеменс Ругэ!..
— Ну, вот видишь, ты сама договариваешь теперь то, что уже сказала мне раньше. Я за это весьма признателен. Невообразимая злость охватила красавицу. По адресу сыщика посыпались самые отборные ругательства, так что сыщик принужден был вынуть свой носовой платок и заткнуть ей рот.
В один момент красавица смолкла.
— Так! — сказал сыщик. — Теперь, с вашего разрешения, я посмотрю на ваши апартаменты, а потом посажу вас за решетку.
Вильсон погасил лампу в будуаре. Он направился знакомиться с жилищем. Но в это время скрипнула калитка. Кто-то вошел. Сыщик стал внимательно прислушиваться.
Дверь отворилась. Раздался голос Клеменса Ругэ или, вернее, Карла Юнкерса.
— Эмма! Ты здесь?
Джон Вильсон схватил мистрисс Юнкерс и спрятался за портьерами.
Прошла минута бесплодных поисков мужа.
— Куда же она девалась, — проворчал он под нос себе. — Странно!.. Не пошла ли она к мельнице, чтобы посмотреть на пленника и быть свидетельницей, когда я привезу Банерта?..
Он вышел.
Сыщик быстрым движением взял свою прекрасную ношу, связал ее по рукам и ногам, так что она не могла пошевельнуться, и побежал по лестнице вниз.
Юнкерса уже не было в доме. Он не замедлил удалиться в конюшню и запрячь лошадь, чтобы ехать на мельницу.
Очнувшись после обморока, Стефанс Банерт лежал связанным.
В помещении было светло. Лампа освещала стоявших двух мужчин пред пленником. Это были мельник Том Натик и Карл Юнкерс.
— Мистер Банерт, вы, вероятно, поражены вашим положением? — сказал Карл Юнкерс.
— Я не знаю вас! — прозвучал слабый голос несчастного.
— Что я сделал вам, за что вы со мной так обращаетесь?..
Оба злодея засмеялись, и Том Натик, лицо которого было расцарапано, был настолько вне себя, что он со злобой толкнул лежащего на полу ногой.
— Скоро ты узнаешь, зачем мы тебя сюда привезли. Но помни, горе тебе, если ты не откроешь нам тайну.
— Мое имя Юнкерс, — сказал преступник.
При этих словах Банерт вздрогнул.
— Юнкерс?.. Это имя мне знакомо!..
— Я думаю. Вы должны его знать. Мой отец, Виллиамс Юнкерс, был с вами в хороших отношениях.
— Да. Я встречал его во время своего путешествия в Кентукки. Ага!.. Он возвращался, насколько я помню, из Аляски и имел при себе жестянку… Мы вместе ездили верхом, — сказал Банерт, охая и стоная от боли. — Мы думали доехать до Блюграсса[12] и купить там несколько лошадей. Но в это время раздался выстрел из-за кустарника и, скошенный пулей от неизвестной руки, несчастный Виллиамс Юнкерс свалился с лошади.
— Да, это было так, — сказал Карл Юнкерс, — и знайте, что это я в него стрелял!..
Банертом овладел ужас.
— Как? Это вы? Вы убили своего отца?
— Да, убил! Мне хотелось разбогатеть!.. Неужели вы не знаете, что находилось в жестянке, которую он постоянно носил при себе?
— Несколько бумаг, с разными непонятными рисунками индейского происхождения.
— Вы правы! Эти рисунки есть не что иное, как план одного места, лежащего в Скалистых горах, там находится несметное богатство… Во время одного путешествия моего отца, жестянка эта была передана ему одним умирающим индейцем. Я это узнал совершенно случайно и постиг тайну бумаг, находившихся в этой жестянке… Я отправился к отцу, прося его дать мне эту жестянку, но получил отказ.
— Он отказал только потому, что сын его был заядлым негодяем, которого он проклял и выгнал из дома. И этот негодяй здесь!.. Эго вы!.
Юнкерс засмеялся.
— Да, я злодей и негодяй для тех, кто со мной скверно обращается!.. Я вас преследовал долгое время и наконец-то мне удалось узнать ваше имя и ваш адрес. Вы жили в Чикаго по 36 улице в доме № 72. Я много раз ночью бывал в вашей квартире и намеревался неоднократно украсть эту жестянку, но все напрасно!.. Зачем вы прятали ее? Держи ее на виду, вы не были бы в таком положении и ваш сын был бы жив.
С уст несчастного Банерта раздался отчаянный вопль досады.
— Мой сын!.. Мой сын!.. Бедный Гарри!.. Вы его убийцы!..
— Он сам виноват! — ответил Юнкерс. — Я заманил его сюда в мельницу, держал его в темнице, морил голодом, мучил и издевался над ним, но не мог от него узнать ничего!..