Но это ему никак не удавалось. Патер в присутствии сыщиков не покидал тетку и кузину ни на одну минуту. Он был очень обходительным и все время восхвалял мужество Джона, так что тот даже его часто останавливал.
Вдруг Джон вспомнил, что в одной из комнат в первом этаже он заметил много фотографических карточек. Он решил посмотреть, нет ли среди них и карточки Джузеппе Керро.
Пробравшись тайком в эту комнату, он стал рассматривать эти карточки, и на обороте одной из них он нашел следующую надпись: «Своей дорогой сестре графине Лола Тортони, к Новому Году 18… Джузеппе Керро, г. Рим Via Вепеdetto 78».
Когда Вильсон рассматривал портрет, его вдруг осенила одна мысль, и он быстро спрятал карточку в карман, а на место этого портрета он поставил в рамку другой, лежавший на столе.
Все время, пока Джон рассматривал карточки, Фред стоял на страже и следил, чтобы никто им не мешал.
— Теперь я поеду в дом для умалишенных, — заявил Джон. — Ты, Фред, оставайся здесь и смотри вовсю. Особенно следи, не сообщит ли патер что-нибудь по телефону в дом для умалишенных, не выйдет ли из дому и не предпримет ли он здесь что-нибудь.
Оба сыщика отправились в покои графини, и Джон, прощаясь, заявил, что отправляется осмотреть окрестности.
Лишь только патер услышал это, как мгновенно скрылся из комнаты.
Джон злорадно улыбнулся, так как знал, что Фред не упустит его из виду.
Джон вышел из дому и отправился прямо в дом для умалишенных, расположенный среди большого красивого парка на расстоянии минуть тридцати ходьбы.
Он несколько раз по дороге оглядывался, но не замечал ничего подозрительного. Патер не пошел за ним вслед, решил он, или не мог этого сделать вследствие наблюдений со стороны Фреда. Сыщик был убежден в причастности в том или ином виде патера Керро к произведенным убийствам и покушении на убийство.
Он достиг наконец дома для умалишенных, позвонил у главных ворот и, на вопрос швейцара о цели его прихода, ответил:
— Мне необходимо переговорить с директором по очень важному делу. Он уже извещен о моем приходе.
— Ага, я уже знаю.
Несколько минут спустя в приемную вошел человек в форме служителя больницы и, слегка поклонившись, сказал:
— Я имею честь говорить с мистером Джон Вильсон из Чикаго?
— Да, это я, и мне бы хотелось поговорить с директором.
— Мистер Бич вызван по одному неотложному делу и поручил мне принять вас. Вас интересуют, наверно, происшествия в доме Тортони?
— Не узнали ли вы, каким образом больному удалось бежать отсюда?
Служитель пожал плечами.
— Нет, — сказал он, — не знаю, и директор тоже не знает, это для всех нас очень загадочно.
— А не думаете ли вы, что этому Жак Беринг помогал ктонибудь при бегстве.
— Но я уверен, что больному никто не помогал при бегстве, так как все знают, что Жак Беринг самый опасный из наших больных, который может на свободе натворить немало бед.
— Allright![15] — когда вернется директор?
— Он вернется не так скоро, — ответил служитель, — мистер Бич поручил мне принять вас и показать вам все, что вам угодно будет.
— Прекрасно, тогда покажите мне первым долгом глухую камеру, из которой бежал больной.
— Пожалуйста, — только я думаю, что вы там ничего не увидите, мистер Вильсон.
Служитель шел впереди, и сыщик не заметил коварной улыбки, показавшейся на лице его проводника.
Сыщик увидел маленькую камеру, стены, пол и двери которой были обиты толстой, но очень мягкой обивкой. Вильсон вошел и едва начал исследование обивки пола, как услышал сильный шум и смех.
Повернувшись, он увидел, что служитель закрыл крепкую, железную, с внутренней стороны обитую дверь.
Джон Вильсон сидел в камере для буйных сумасшедших больницы в Жолиет. Со страшной злобой бросился он на дверь, но напрасно. А за дверьми снова раздался злорадный коварный смех.
— Мерзавец, — крикнул сыщик, так ты являешься сообщником патера Керро.
Служитель ничего не ответил. Минуту спустя он сказал:
— Не надейся выбраться отсюда или быть освобожденным. Это вещь невозможная, а проломать стены или дверь ты не сможешь при всей своей гигантской силе. Это отделение больницы пустует и сюда хожу один только я, а твои крики и шум в других частях здания не будут слышны. А если кто и услышит, то подумает, что кричит какой-нибудь буйный больной.
Преступник удалился, а Вильсон стал рассматривать камеру. Он вынул свой нож и начал отрезывать обивку стены около дверей. Но он скоро убедился в бесполезности этого дела, так как под обивкой была толстая стена, пробить которую не было никакой возможности.