— Что вы! Очень по душе!
Лоренца сама не ожидала, что откликнется с такой непосредственностью, и покраснела до ушей. Но что было делать, если она действительно была бы счастлива пожить вдалеке от Вернея, где уже начала задыхаться.
— Ну, вот видите, Кларисса! — воскликнул барон, поднимая бокал с вином. — Знайте, юная дама...
— Меня зовут Лоренца.
— Буду иметь в виду. Так вот знайте, что вы здесь у нас самая, самая желанная. И надеюсь, что останетесь здесь надолго. Нужно приготовить для нее комнату, Кларисса.
— Бенуат уже хлопочет. Думаю, что перенесли уже и багаж, который слуги в Вернее положили в карету. Без вашего ведома, дорогая. Мне претят подобные уловки. Я не понимаю, почему мадам де Верней не могла поговорить с вами начистоту...
Графиня поняла причину подобного поведения намного лучше, когда ближе к полудню к ним во двор въехала повозка и на крыльцо выгрузили сундуки и свертки — все оставшиеся вещи Лоренцы. Багаж сопровождался двумя записками, одна предназначалась Лоренце, другая — графине де Роянкур. По сути эти письма были одинаковыми, различие состояло лишь в том, что письмо, предназначенное для графини, было написано более витиевато: Генриетта без лишних околичностей избавлялась от своей гостьи, чье присутствие у нее в доме могло вызвать недовольство Ее Величества королевы.
— Недовольство королевы? — изумилась Кларисса де Роянкур. — Вот уж поворот так поворот, ничего не скажешь! До сих пор мадам де Верней, говоря о королеве, называла ее не иначе...
— Как метафорически! — закончил ее фразу брат. — Что за муха ее укусила? Я понимаю, что малышка Монморанси убрала ее с авансцены, но ведь король-то никуда не делся. И надеюсь, с божьей помощью он еще над нами поцарствует назло всяким там предсказаниям, которые уже распространились по городам и весям. Что это вы снова покраснели, юная дама?
Вспомнив сцену в лесу возле речки, Лоренца и впрямь покраснела и теперь заливалась краской все больше, не зная, что ей делать и как отвечать на вопрос маркиза. Рассказать обо всем означало предать дом, где ей предоставили убежище. Промолчать означало лишиться помощи короля, которого она искренне полюбила. Кто знает, может, эти люди способны его спасти?
— Вы что-то знаете? — продолжал допытываться барон.
— Оставьте ее в покое, Губерт. Еще сегодня утром она проснулась в доме мадам де Верней...
— Которая избавилась от нее, как от ненужной табуретки. Я нисколько не удивлюсь, что эта ведьма желает королю смерти. Надеюсь, вы не забыли о двух заговорах, посягающих на жизнь короля, устроенных ее недовольным отцом и братом? Ведь и она сама принимала в них участие! Маршал де Бирон поплатился за них головой. Д'Антраг спас свою, только благодаря чарам дочери. Незаконный сын Карла IX пребывает в Бастилии без большой надежды выйти из нее раньше смерти нашего Генриха. И дорогая Генриетта тоже должна была бы быть сейчас в каком-нибудь монастыре, где ходила бы с обритой головой и говорила только «спасибо», потому что за свои козни заслуживала плахи. Все их славное семейство только и думает, как бы покончить с Генрихом и маленьким дофином и посадить на престол малыша Вернея вместе с его мамочкой в качестве королевы-регентши. Только об этом они и мечтают, Кларисса!
— Вы совершенно правы, но...
— Какие могут быть «но», когда речь идет о жизни лучшего государя, какие у нас только были на протяжении долгих-предолгих лет! Государе, который подарил нам мирную жизнь и которого мы с вами любим!
Услышав слова барона, Лоренца все-таки решилась и заговорила.
— Я тоже люблю короля Генриха, — сказала она. — Не знаю, что вы подумаете о том, что я вам скажу, и имеет ли это какое-нибудь значение...
И она передала разговор, слышанный ею в леске на берегу Уазы. Едва она закончила, как барон Губерт воскликнул:
— И вы еще спрашиваете, имеет ли это какое-нибудь значение? Огромное, юная дама, я уверен! Человек, приехавший из Ангулема, которым управляет герцог д'Эпернон!
— Я не знаю герцога.
— Зато мы его знаем. После убийства короля Генриха III, который был гораздо лучше, чем о нем говорят, герцог больше никого не любит, кроме самого себя, и цель у него одна: накопить как можно больше сокровищ. Более злобного человека, по-моему, нет на свете. Порекомендовав его своему преемнику, Генрих III, который сильно заблуждался на его счет, сделал, сам того не подозревая, весьма опасный подарок. Что же касается «добрых братьев», на которых ссылался этот малый, речь может идти только о иезуитах, там у них большой и процветающий монастырь.