— Оскорбительные? Интересно, по какой причине?
— Да потому что король хочет залучить вас в свою собственную постель! Ее Величество прекрасно все понимает и на этот счет не ошибается! Так что сидите здесь и ждите, пока не придут вас одевать для церемонии венчания. А потом вы будете находиться в распоряжении своего супруга, и его долгом станет охранять свое достояние! Его долгом и моим тоже!
— Почему же вашим?
— Потому что, как и положено, я буду жить в особняке де Сарранса. Королева придает огромное значение тому, чтобы я находилась подле вас. В этом случае она будет совершенно спокойна, что ее супруг не будет тереться возле ваших юбок.
Гнев и отвращение поднялись смутной волной, перехватив горло Лоренцы, помешав ей горько расплакаться. У нее было ощущение, что расписной, украшенный золотом потолок опустился и придавил ее. Но, кроме отвращения, она испытывала стыд за вечно недовольную и злобную Го-норию, которая вмиг позабыла и свое положение, и гордость, согласившись по наущению низкой простолюдинки на роль соглядатая в благодарность за питье из золотого кубка и предоставленную ей комнату. По своим душевным качествам Го-нория совсем не походила на своего брата, благородного дворянина Франческо Даванцатти, отца Лоренцы, о котором Флоренция хранила память как о самом достойном из своих горожан. Лоренца никогда не любила Гонории — и, пожалуй, она была единственной, кого девушка не любила, — но теперь, когда родная тетя посмела объявить себя ее тюремщицей, у нее возникло желание плюнуть ей в лицо.
— Какая перемена! — проговорила она с презрительной улыбкой. — Вы помните, какими словами вы называли сеньору Галигаи, когда мы покидали Флоренцию? Самыми мягкими из них были шлюха, отброс человечества, чертово отродье. А теперь вы стали... Но кем, собственно? — облагодетельствованной ею рабыней, ее дорогой подругой, горячей обожательницей? Вы, Даванцатти!
Лучившаяся радостью мегера побагровела под обвиняющим взглядом черных глаз, который пригвоздил ее к невидимому позорному столбу. В ответ донна Гонория пожала плечами, надеясь, что ее жест сойдет за снисходительное пренебрежение.
— Людей должно ценить по той пользе, которую они могут нам принести. Признаю, что я была слишком простодушна, доверяя злым слухам, которые ходили у нас в городе. Леонора вполне располагает к себе. Только низкие души собирают все сплетни, которыми живет улица. Привязанность королевы говорит о многом, и я посоветовала бы вам относиться к мадам Кончини соответственно. Благодаря ей наша бедная государыня так по-христиански переносит обиды, которые не устает наносить ей супруг, этот еретик, этот...
— Если Мария де Медичи королева, то только благодаря этому еретику, поскольку он король.
И я в свою очередь тоже дам вам совет: вам следует быть к нему немного почтительнее.
— Но он мне не нравится! Почитаешь тех, кто заслуживает почтения, и...
Но донне Гонории не пришлось завершить свою речь. Лоренца, не в силах больше выносить присутствие злобной ханжи, взяла ее за руку и вывела за дверь, несмотря на громкие протесты. А, закрывая дверь, не забыла повернуть красивую позолоченную ручку из бронзы, заперев ее на замок И тогда уж, не противясь более своему горю, бросилась на кровать и заплакала. Слезы все лились и лились, и Бибиена села рядом со своей несчастной девочкой, обняла ее и стала баюкать, ничего не говоря и только гладя по головке, как утешала ее, когда та была малюткой.
Прижавшись к большой и теплой груди кормилицы, Лоренца мало-помалу успокоилась, и ее сердце перестало трепетать, как испуганная птичка. Прошло еще несколько минут, и она поднялась, взяла из рук Бибиены батистовый платочек, вытерла нос и глаза и с отчаянием посмотрела на свою кормилицу.
— Надеюсь, ты все слышала?
— Думаю, она специально кричала так громко.
— Злобная гарпия окончательно и бесповоротно встала на сторону моих врагов. Я не должна тешить себя иллюзиями, здесь меня ждут только горе и беды. Королева возненавидела меня, не успев даже познакомиться...
— Она тщеславная, глупая и злая. А ты такая красивая! И к тому же на глазах у всех посмела пойти против ее воли, отказавшись выйти замуж за противного старика.
— Конечно, промолчав, я поступила бы разумнее. Завтра вечером я стану его собственностью, и он запрет меня у себя в доме под охраной Гонории... Жизнь моя превратится в ад. Если бы я могла сбежать! Но никто не хочет мне помочь! Я умоляла мессира Джованетти дать мне возможность вернуться во Флоренцию, но он отказал мне...