— Здравствуйте, дядя Иван! Встречайте гостя! — крикнул военный через плетень.
— Здорово живешь! Проходи, паря. Кто таков будешь? Откуда меня знаешь?
Старик вопросительно осматривал молодого человека в военной форме с грузом на плечах и добродушно улыбался. Галерин сбросил вещмешок и торбу на скамейку, выпрямился и передохнул:
— Не узнаете меня, дядя Ваня? Я — Галерин Алексей, друг Толика! Здравствуйте!
— Алеша, Галерин, на Золотой Горе жили! Фрося! Фрося! Скорее сюда! Смотри, кто к нам приехал! — прослезился дядя Иван, обнимая гостя.
Тятя Фрося, бодрая, шустрая женщина (Анатолий весь в нее), с сединой, но еще не старая, бросилась к военному с причитаниями и стала обнимать его:
— Я знала, Алеша, знала, что ты приедешь! Я чувствовала! Я верила! Ты снился мне не раз… — сначала громко, почти кричала мать Толика, а потом заплакала, зарыдала тяжело и больно, задохнулась слезами, и Лешка, поддерживая ее, попросил водички скорее. Она сомлела, ноги подкосились; ее усадили на лавку, дали воды… Танечка стояла на пороге и косилась на незнакомого гостя, который так расстроил отца и мать.
Немного успокоившись, тетя Фрося положила руку на грудь, хрипловатым голосом заговорила совсем тихо:
— Алешенька, Толик писал, что вы вместе воюете… писал сыночек, да нет его… убит на войне… похоронку получили… — она совсем разрыдалась так, что ее пришлось увести в горницу.
Галерин растерялся, позвал девочку и тихо попросил:
— Танечка, нужна валерьянка, валериановые капли. Нет у вас? Попроси у соседей, маме плохо, она сильно потрясена.
Таня убежала и вскоре, запыхавшаяся, подбежала к Алеше и сунула ему флакон. Он налил в кружечку, добавил водички и вошел в спальню:
— Дядя Ваня, вот валерьянка, дайте ей, пусть все выпьет…
Старик поднял голову супруги и, успокаивая ее, напоил из кружки. Алексей вышел во двор, сел, встал, снова сел на скамейку.
— Таня, пойди сюда. Ты молодец, что принесла капли. Сейчас маме станет лучше. Я друг твоего брата Толика. Ты была маленькая, не помнишь меня? Я тебя носил на руках, водил за ручку, не помнишь?
Словно спохватившись, он круто повернулся, взял вещмешок, торопливо развязал его и достал яблоко и грушу. Танечка взяла гостинец и глазки ее просияли, она смущенно улыбнулась.
Девочка не помнила гостя. Тогда ей было годика два-три. Прошло пять лет, и она смутно представляла то далекое для нее время. Толика она помнила, но уже прошло более трех лет, как брат ушел на фронт. Знала Таня, что он погиб, но что это значит, ее сердечко не понимало.
Выложив из вещмешка яблоки и груши на летний столик, Галерин достал полотенце и мыло. Хозяин вышел во двор, подошел к гостю, обнял его за плечи:
— Сынок, матери легче. Ты не волнуйся, сейчас все пройдет. Она скоро… — он забегал, чтобы накрывать стол, позвал Таню.
Сняв гимнастерку, курсант направился к речке. Когда вернулся, хозяйка хлопотала у стола, тихо распоряжалась. Дядя Иван пригласил гостя:
— Садись, Алеша, с нами за стол. Есть о чем вспомнить и поговорить. Садись, дорогой.
Из сидора Алексей извлек бутылку вина, заткнутую холостым кукурузным початком вместо пробки.
— Это гостинцы из Хартыса от тетушки Верии Килисиди.
— Из Хартыса? — с большим удивлением переспросил дядя Иван. Он вопросительно застыл, глядя на военного парня, потом посмотрел на супругу:
— Вот это новость! Как же ты туда попал, Алексей?
— Я искал вас там, дядя Ваня! Мне сказали, что вы на хутор убежали от пожара. Я ведь на Золотой Горе был вчера, вот и махнул в Хартыс…
Иваньковы переглянулись, но ничего не сказали.
— Кушайте, Алеша, с дороги, устал, проголодался, — тихо сказала тетя Фрося.
— Спасибо! Я хорошо пообедал у тетушки Верии. Там мы поработали. Кое-что помог ей по хозяйству.
— Как она там живет, бедная, одна? Не болеет? — спросил хозяин.
— Все надежды на самое себя. Здорова, очень поседела тетушка, да и постарела сильно.
— Все мы постарели! Горя сколько перенесли. Настрадались, не дай Бог! Всю войну вот так!
— Танечка, иди сюда ко мне, не бойся, я про Толика буду рассказывать.
Таня подошла, села рядом. Алеша обнял девочку за плечико, чмокнул в щечку, улыбнулся ей и дал кисть янтарного винограда.
— Это тебе от тети Верии. Ты ее знаешь?
— Знаю, дядя Алеша. Я маленькая была, когда она приходила. Она мне черно-сливки сушеные давала. Я тогда к ней бегала…
— Подрастешь, обязательно побывай в Хартысе. Тетушка Верия добрая, ласковая, детей любит. Вот и прислала тебе гостинцы. Вкусные?
— Да, — ответила девочка, — сладкие какие…
— Ну, сынок, рассказывай, как было. Все рассказывай. А ты, мать, крепись, теперь уж не расстраивайся. — Он тронул супругу за руку и посмотрел ей в лицо.
— Да пусть поест с дороги, потом уж, — тяжко передохнула тетушка Фрося, как бы предчувствуя страшные вести.
Выпили виноградного вина. Алексей поел и стал рассказывать. Он начал с того, как встретились с Анатолием, как ехали на фронт. О трудностях ночных маршей по чужой земле, о гибели товарищей. Вспомнил и старшину Димурова, убитого в лесу, и другие эпизоды фронтовой жизни. Когда Алеша пересказывал Толькины байки о неудачнике Загорулько, Танечка от души хохотала. Галерин оттягивал подальше тот трагический день, когда Анатолий Иваньков был смертельно ранен. Обо всем рассказывал, но только не об этом. Алексей боялся, что у тети Фроси может случиться новый сердечный приступ. Как быть? Как рассказать о Толике, чтобы мать не так сильно убивалась? Однако, рассказывать всю правду все равно нужно. Деваться некуда.
— Тетя Фрося, у вас есть фотографии Толика? — нашелся Алеша. Танечка побежала в комнатку и принесла старенький семейный альбом. Посмотрели фотографии: а вот и друзья юности — Лешка с Толькой… Альбом кончился. Алексей захлопнул его и решительно выпалил:
— Анатолий погиб в разведке, в честном бою! Перед смертью я дал ему клятву, что, если останусь жив, навещу вас, дядя Ваня и тетя Фрося, и Танечку. Вот я и пришел. Я долг свой выполнил!
— Алешенька, сыночек, а где могилка Толика? — сквозь слезы выдавила несчастная мать.
— Он похоронен в братской могиле погибших советских воинов! Они отдали свои жизни за освобождение польского народа от фашистских захватчиков. Сейчас еще никто не знает точно, где эта могила. Но я думаю, что поставят памятник и высекут имена каждого, кто там захоронен…
— Ты видел, Алеша, его мертвого? — спросил отец на выдохе, поперхнувшись слюной.
— Я видел его живым! Он был смертельно ранен и скончался в медсанбате. Он умер на операционном столе… Больше не могу, не спрашивайте меня! Я все сказал, что видел и что знал… — Алексей заплакал, спазмы душили его. Он наклонился на стол и разрыдался…
Все молчали. Потом дядя Иван обнял Алешу за плечи, стал успокаивать. Галерин никогда в жизни так не плакал, у него словно накопилось, словно прорвалось, и он не стеснялся своих слез…
Тетя Фрося не шевелилась.
Она замерла, прижав к себе Танечкину головку, молча переживала сообщение Алеши. Дядя Иван пригласил гостя в горницу. Алексей увидел на стене большой портрет Анатолия Иванькова в военной форме. На уголке рамки была черная ленточка, повязанная бантом.
— Прощай, друг Толя! Клятву свою я сдержал! — прошептал Галерин.
ПОСЛЕ ВОЙНЫ, ПОСЛЕ ПОБЕДЫ
Снова Алексей Галерин шёл по шоссе. Спуск, подъём, крутые повороты. Обратный путь до станции Кабарда далёк. Курсант шёл и размышлял: «Отпуск летит быстро. Уже прошла неделя… Когда же я попаду домой… Но хорошо, что разыскал Иваньковых, на душе стало легче… Надо торопиться…» Он прошагал километров пять. Ни одна машина не обогнала. Ещё десяток шагать. Волновался, не знал точно, когда придет единственный в сутки поезд. Известно только — вечером.