В мгновение ока ход битвы полностью переменился. Некоторые езмиты стали удирать. Конан закричал: «Ко мне, казаки!», и его банда начала собираться вокруг него, смешавшись с кушафцами и некоторыми езмитами. Последние поняли, что Конан оказался единственным действенным лидером, который может противостоять их общему врагу. Они объединились с людьми, с которыми только что сцеплялись в смертельной хватке, а в это время между двумя массами продолжали сверкать мечи и падать люди.
Конан оказался лицом к лицу с Готарзой, разметающим все на своем пути ударами, которые могли свалить небольшие дубки. Зазубрившееся лезвие Конана звенело и сверкало быстрее, чем глаз мог уследить, но иранистанец не уступал ему. Кровь из царапины на лбу текла по щеке Готарзы; кровь из раненого плеча Конана темнела на его кольчуге. Но лезвия все крутились и лязгали, не находя брешей в защите соперника.
Вдруг шум битвы перерос в крики отчаянного ужаса. Со всех сторон люди бросили сражение и побежали по дороге к Лестнице. Паническая толпа вплотную прижала Конана к Готарзе. Они напрягались и боролись грудь к груди. Конан открыл свой рот, чтобы крикнуть, но туда набилась длинная черная борода Готарзы. Он выплюнул ее и прокричал:
— Какого черта, что здесь творится, дворцовая болонка?
— Истинные владельцы Янаидара вернулись, — ответил Готарза. — Посмотри, свинья!
Конан рискнул мельком осмотреться по сторонам. Со всех сторон приближались орды серых теней с немигающими, бездушными глазами и искаженными собачьими челюстями, цепляющихся за каждого человека, встретившегося им на пути, хватаясь за что попало своими когтистыми человекообразными руками и начиная разрывать его на куски и пожирая на месте. Люди отбивались от них маниакальным ужасом, но их мертвенная кожа казалось почти неуязвима для оружия. Там, где падал один, трое других занимали его место.
— Вампиры Янаидара! — закричал Готарза. — Нам нужно бежать. Пообещай мне не бить меня в спину, пока мы не выберемся отсюда, а я не буду трогать тебя. Мы можем свести наши счеты позже.
Поток беглецов сбил обоих с ног. Конан почувствовал, как чьи то ноги бегут по его спине. С невероятным усилием он встал сначала на колени, а потом на ноги, работая кулаками и локтями освобождая место, чтобы можно было дышать.
Беспорядочная толпа потекла на север по дороге к Лестнице, езмиты, казаки, кушафцы и иранистанские гвардейцы, все смешались вместе забыв о трехсторонней битве перед лицом этой нечеловеческой угрозы. Женщины и дети перемешались с воинами. По бокам этого беспорядочного потока вампиры, похожие на больших серых вшей, хватались за людей, выдергивая их из толпы. Толчками беглецов Конана вынесло к краю потока и он увидел Готарзу, сражающегося сразу с четырьмя вампирами. Тот потерял свой меч, но схватил двоих за глотки, каждого одной рукой, в то время, как один вцепился ему в ноги, а четвертый обвился вокруг, пытаясь дотянуться челюстями до горла.
Сильный удар меча Конана разрезал одного вампира пополам; второй остался без головы от второго удара. Готарза перебросил остальных через себя и они вцепились в Конана, кусая и царапаясь когтями и клыками. На мгновение они почти повалили его. Он смутно осознал, что Готарза оттянул одного из них, бросил его на землю и растоптал хрустящие прутья ребра. Конан поломал свой нож о другого и раскроил череп рукояткой третьему.
Потом они снова побежали с остальными. Они пронеслись сквозь ворота в циклопической стене, по Лестнице, по уклону, через ущелье. Вампиры преследовали их до ворот, вытаскивая из толпы человека за человеком. Когда последние беглецы толпясь миновали ворота, вампиры повернули обратно, суетясь вдоль дороги и в фруктовых садах, и облепили огрызаясь тела людей, образуя уже свои свалки и драки.
В ущелье люди валились с ног от усталости и ложились прямо на камень, не обращая внимания на близость своих недавних врагов, или садились, прислонившись спинами к утесам и валунам. Большинство было ранено. Все были запачканы кровью, растрепаны, в оборванной одежде, с разбитым и помятым вооружением. Глаза у всех налились кровью. Многие потеряли свое оружие. Из сотен воинов, которые собрались на сражение в Янаидаре на рассвете, меньше половины выбралось из города. Некоторое время было слышно только тяжелое дыхание, стоны раненых, треск разрываемой одежды, когда люди делали из нее примитивные повязки, да случайное звяканье оружия о камень.
Хотя он дрался, бегал и карабкался почти все время со вчерашнего дня, Конан одним из первых поднялся на ноги. Он зевал и потягивался, морщась от боли своих ран, а потом начал собирать вместе своих людей. Из своего отряда зуагирцев он смог найти только троих, включая Антара. Нашел он и Тубала, а Кодруса найти не удалось.
На другой стороне ущелья Балаш, сидя с перебинтованными ногами, слабым голосом отдавал приказы кушафцам. Готарза собирал своих гвардейцев. Езмиты, которые понесли самые тяжелые потери, беспомощно топтались как потерянные овцы, с опаской наблюдая за другими собирающимися группами.
— Я убил Захака своими собственными руками, — объяснял Антар, — так что у них нет сейчас ни одного старшего офицера, чтобы управлять ими.
Конан подошел к месту, где расположился Балаш.
— Как дела, старый волк?
— Вполне сносно, хотя я не могу ходить без посторонней помощи. Так значит старые легенды говорили правду! Время от времени вампиры выползают из своих жилищ под Янаидаром и пожирают всех людей, которые опрометчиво располагаются здесь. — Он пожал плечами. — Я не думаю, что в ближайшее время кто-то попробует восстановить этот город.