- Я жила среди бацилл, вдыхала их в свои легкие вместе с воздухом, была пропитана их ядом, - приподнявшись на койке, говорила Оксана. - Я знала все и молила судьбу - лишь бы не умереть сейчас, если уж не умерла раньше... Я поняла, что совершается еще одно Зло, и ужаснулась, хотя думала, что перестала ужасаться. Японские ученые хотели моими руками выпустить чуму из подвалов. Мне посчастливилось, я украла две канистры с бензином, что стояли у входа, разлила и подожгла... Потом я спряталась, и японцам некогда было меня искать. Может, подумали, что я сгорела вместе с крысами... Я вылезла из ямы, когда японцы, взорвав городок, уехали на машинах... Я очень устала, Ирина, немного отдохну и расскажу остальное.
Борьба с чумной вспышкой, грозившей перерасти в эпидемию, велась упорно и долго, хотя боевые действия в Маньчжурии давно закончились. Ирина все время вела записи в служебном дневнике. Когда все кончилось, записки пришлось сжечь, как все соприкасавшееся с чумной заразой. Значительно позже, уже дома, после войны, напрягая память, она восстановила некоторые записи.
"Как удивительно скрещиваются судьбы поколений! - писала она. Отец погиб от чумы, спасая людей, и я пошла по его пути... Я еще не знала тогда, как это трудно. В Маньчжурии мы оказались в похожей ситуации - в карантине среди больных. Но здесь не было колбы с активной чумой, случайно разбитой малограмотной санитаркой. Эпидемию, как войну, хотели распространить ученые-микробиологи с докторскими званиями, одетые в военную форму. Об этом мне рассказала Оксана, с которой я встретилась через десять лет... Какая жестокая судьба у моей подруги. Оскорбленная Мстительница, увидевшая мировое Зло в вероломстве близкого ей человека, Оксана не представляла, какую глухую и жестокую тайну раскрыла она, выжив в бактериологическом аду японского научного института. Она умерла от пастеурелла пестис, хотя течение ее болезни проходило так необычно.
Это была последняя смерть в разрушенном военном городке, который мог стать центром мирового бедствия, как атомная бомба.
В жизни я избрала профессию эпидемиолога, человечную и благородную, мечтала избавлять людей от эпидемий, но я столкнулась с войной, такой же ужасной, как самая страшная эпидемия чумы, где бациллы превращались в оружие.
Эпидемиология столетиями изучала способы предупреждения болезней. Здесь я увидела следы научного мракобесия целого коллектива бактериологов, они превратили болезнетворные бациллы в свое оружие. Оказалось, что в разрушенном институте был отдел сельского хозяйства. Ученые изощрялись в поисках методов уничтожения пшеницы, ржи, домашних животных - всего, чем люди живы на земле. Они собирались уничтожить все это методом стойкого заражения почвы, хотели отравить даже землю, чтобы люди не могли выращивать на ней хлеб и поддерживать жизнь. Я горжусь, что принадлежу к армии страны, избавившей планету от черной смерти..."
После капитуляции Японии летчиков, принимавших участие в атомных бомбардировках, отправили в Соединенные Штаты на тех же "летающих крепостях", которые совершали боевые рейсы. Питер Флеминг сидел рядом с майором Изерли, мрачным и замкнутым после налета на Хиросиму. Сидели плотно, притиснувшись плечами один к другому. Полковой священник и сейчас продолжал заботиться о спасении душ авиаторов. Перед отлетом он принес в самолет стопку евангелий в черных переплетах с золотым тисненым крестом на переплете. Клод Изерли перелистывал страницы евангелия. Пит ощутил плечом, как вздрогнул Клод.
- Гляди, что здесь написано! - воскликнул он, протягивая Питу раскрытое евангелие. - Нет, дай я сам прочитаю - евангелие от Луки. Слушай: "Когда же услышите о войнах и смятениях, не ужасайтесь... Люди будут издыхать от страха в ожидании бедствий, грядущих на вселенную..." Разве это не про нас сказано?!.. Это я дал команду: "Видимость хорошая - начинайте!"
- Брось ты заниматься богословием! - воскликнул Джо Стиборик, бортрадист с самолета-доставщика "Энола Гэй". - Ну чего ты переживаешь! Не ты, так другой дал бы такую команду... И все равно бомба сделала бы свое дело. Сам же говорил, что мы пещерные люди... На, выпей!
- За это все мы должны быть наказаны, - сказал Клод.
Пит вспомнил этот разговор, получив письмо от товарища, где было сказано, что Клод Изерли пытался покончить самоубийством, вскрыл себе вены. Его успели спасти, и сейчас он лежит в госпитале. Клод сказал, что должен сам покарать себя за совершенное преступление...
"А я разве не виноват в этом преступлении?" - устало подумал Пит.
Несколько дней Пит жил на ранчо у родителей жены, куда приехал повидаться с семьей после войны. Джейн уже не работала в Манхеттенском проекте и тоже была здесь. Но Пит не испытывал радости, на душе была пустота... Вечером в день приезда он посадил на колени сына и спросил, кем он хочет быть. Пит-младший ответил: "Живым!.."
Мальчик наслышался по радио об атомной бомбе... Все пропиталось войной...
Ночью Джейн сказала:
- Пит, теперь ты вернулся совсем, и я должна тебе все рассказать... Помнишь, на Гавайях ты дал мне морфий, чтобы спасти от насилия японских солдат... Это все-таки произошло... и это сделал американец, военный... Я решила сказать тебе, Пит, все, чтобы не мучиться...
Питер взял плед и ушел спать в гостиную...
Утром в ранчо никого не было. Детей увезли на соседнюю ферму праздновали чей-то день рождения. Джейн взяла машину и уехала за покупками в город. Пит остался один во всем доме. Его угнетало, душило одиночество... Летчик-испытатель не в силах был перенести свалившиеся на него испытания. Он прошел в комнату Джейн, порылся в ее вещах: альбом с семейными фотографиями, пачка его писем, сувениры, которые привозил ей Пит из разных стран. Но того, что он искал, - пакетика с морфием - не было...
Питер Флеминг включил радио и, тотчас же о нем забыв, пошел в кухню. Одиночество становилось невыносимым. Не выходил из головы поступок Клода, ночной разговор с Джейн... Питер плотно закрыл дверь в кухню, открыл газовую горелку и сел за стол, положив голову на руки...
Радио передавало новости с борта "Миссури" - японцы подписали акт о безоговорочной капитуляции.