Продолжая кланяться, торговец сел в коляску, и рикша побежал к городу.
Слуга отнес фрукты в дом, передал их дворецкому. Чэн Сяо торжественно внес корзину в гостиную и поставил на стол перед Пу-и.
— Подданные вас не забывают, — льстиво произнес Чэн Сяо, и они вместе стали перекладывать плоды на широкое блюдо.
Вдруг Чэн Сяо отпрянул от корзины: под фруктами обнажилось что-то темное, круглое, и Чэн Сяо с ужасом понял, что это бомбы.
— Не прикасайтесь, не прикасайтесь! — закричал он.
Осторожно подняв корзину, Чэн Сяо спустился в сад, отошел далеко от дома и дрожащими руками опустил ее на землю. Слуга не мог знать, что гранаты были старые, с обезвреженными запалами.
Тяньцзиньская газета «Иши бао», столь ненавистная полковнику Доихара, на другой день писала:
«Вчера бывшему императору Пу-и доставили корзину с фрутами, где оказались две бомбы, которые, к счастью, не взорвались. Одновременно Пу-и получил несколько угрожающих писем от штаба тайного общества „Железа и крови“, от тяньцзиньского отдела китайской компартии и от других неизвестных лиц».
Все это сломило нерешительное упорство Пу-и, он согласился и даже заторопился покинуть Тяньцзинь. Доихара торжествовал, хотя «Иши бао» снова написала о миссии Доихара, — проклятый хроникер неотступно следовал за полковником. Но теперь дело было сделано.
Одиннадцатого ноября газета сообщала:
«Вчера в три часа дня небольшой японский катер ушел вниз по реке, имея на борту нескольких штатских лиц и группу сопровождающих японских солдат. Предполагают, что на этом катере похищен бывший император Пу-и. Его тайно увезли в автомобиле на пристань, откуда на катере, в сопровождении вооруженных солдат под командой полковника Доихара, бывший император доставлен на японский пароход „Имадзи-мару“.
Через день японский консул в Инкоу телеграфировал в Токио подробности исчезновения Пу-и из Тяньцзиня.
«Из того, что я узнал от капитана „Имадзи-мару“, — сообщал консул барону Сидехара, — ясно, что полковник Доихара возглавил заговор по организации бегства Пу-и из Тяньцзиня. Императора тайно увезли в автомобиле из японской концессии на пристань, откуда он и его свита, охраняемые вооруженными солдатами с двумя пулеметами, погрузились на катер и направились в Танку. Здесь их приняли на борт „Имадзи-мару“, который сразу же вышел в море».
В те дни барон Сидехара получил еще одну шифрограмму — из Мукдена. Консул дополнительно информировал министерство иностранных дел:
«Срочно. Шифром. 13 ноября 1931 г. Сегодня командующий Квантунской армией генерал Хондзио информировал меня, что император Сюань-тун прибыл в Инкоу и находится в распоряжении японских военных властей. Предполагается, что он некоторое время проведет в курортном городке Тан Кан-цзы в отеле „Тайсуйкаку“, затем будет доставлен в Порт-Артур.
Армия намерена полностью отрицать свою причастность к похищению императора. Если осуществить это не удастся, военные будут утверждать, что бывший император сам обратился к ним за помощью после покушения, организованного на него в Тяньцзине. В корзине с фруктами ему подложили бомбы. Сюань-тун сам разработал план бегства и через несколько дней прибыл в Маньчжурию, в страну своих предков.
Из других источников мне стало известно о подготовке побега жены бывшего императора — Суань Тэ, оставшейся в Тяньцзине. Она энергично возражала против отъезда в Маньчжурию, что вызывает раздражение военных».
Осведомленный и посвященный в события тяньцзнньский консул через две недели телеграфировал в Токио:
«Двадцатидвухлетняя императрица Суань Тэ, известная резкими антияпоискими настроениями, вчера ночью тайно покинула резиденцию и уехала в Дайрен на пароходе „Чосен-мару“. Ее сопровождает японка Кавасима Иосика, которая несколько дней назад, по заданию полковника Итагаки, передала императрице письмо от мужа, написанное на желтом шелке и зашитое в складки одежды. Во дворец она явилась переодетая в мужское платье. Письмо скреплено личной печатью недавно бежавшего императора Сюань-туна. Он настоятельно просил Су-ань Тэ приехать в Маньчжурию. Об этом меня информировал представитель армии, руководивший операцией».
Теперь все семейство последнего императора Цинской династии находилось в Маньчжурии под надзором Квантунской армии. Но шум, поднятый в газетах, заставлял быть осторожнее. Этого требовало министерство иностранных дел, и генерал Минами приказал командующему Квантунской армией не торопиться с возведением на престол императора Сюань-туна, или Генри Пу-и, как его обычно называли.
Тем временем Рихард Зорге тоже получал регулярно информацию о событиях в Маньчжурии. Первое же письмо, полученное от Каваи, показывало, сколь серьезный характер эти события приобретают. Каваи писал, что Квантунская армия приведена в боевую готовность, что она пополняется войсками и вооружением. Японцы расширяют зону оккупации и продвигаются к границам Советского Союза и Монгольской Народной Республики. Командование Квантунской армии настаивает на создании в Маньчжурии самостоятельного государства, независимого от Китая. В Токио это предложение встречено одобрительно, но возникли серьезные трения между гражданскими и военными властями. Однако это касается только тактики, но не существа дела. Командующий Хондзио постоянно совещается с представителями японского генерального штаба. Корреспондент «Асахи» Такеучи несколько раз встречался с полковником Итагаки, который не скрывает агрессивных настроений военных и говорит об этом довольно откровенно. Полковник Доихара выехал в Тяньцзинь, чтобы увезти в Маньчжурию бывшего императора Пу-и. Судя по всему, миссия его увенчалась успехом: Пу-и живет сейчас в Порт-Артуре. Сохранить свое инкогнито в Тяньцзине Доихара не удалось, китайские газеты узнали о его тайной миссии.
В дополнение к собранной информации, Каваи прислал несколько газетных вырезок. В последней из них Зорге прочитал:
«Вчера на улице Тяньцзиня подобран труп сотрудника „Иши бао“, хроникера, сообщавшего в газете о похищении Пу-и. Виновники убийства не обнаружены».
Это насторожило Зорге: людям Доихара удалось выяснить, кто поставлял информацию в газету, — не потянет ли цепочка дальше, к Каваи?
После первого сообщения от Каваи долго не было вестей — ни писем, ни предупреждающих открыток. Потом он вдруг сам появился в Шанхае. Оказалось, что полковник Итагаки уехал в Токио, и Каваи лишился источника информации. Каваи решил ненадолго заглянуть в Шанхай и рассказать лично о своих наблюдениях.
Совещались втроем — Одзаки, Зорге и Тэйкити Каваи, потом Рихард с Клязем обсуждали полученную информацию, разговаривали под звуки патефона, который заводила Луиза.
— Чертовски надоел мне этот ресторан, — говорил Клязь, — хоть бы разориться, что ли! — смеялся он. Клязь был в нарукавниках, — он прямо от стойки поднялся в квартирку.
Рихард ждал его, перекидываясь шутками С Луизой.
— Тебе мало, что обворовали твой магазин… Видно, собственника из тебя не выйдет… А теперь, Луиза, поставь Моцарта… Совместим приятное с полезным. Нет ли у вас «Волшебной флейты»?
Рихард рассказал о встрече с Каваи.
— Прежде всего, ясно одно, — говорил он, — японская оккупация имеет антисоветскую направленность.
— Это не ново, — возразил Клязь. — Такая направленность существует много лет. Что конкретное привез Каваи?
— Проект договора с будущим монархом Пу-и. Японцы начинают создавать монархию с военного договора. Хондзио требует, чтобы ему предоставили право размещать войска по всей Маньчжурии.
— Информация достоверна?
— Думаю, что да, она исходит от полковника Итагаки. Он — правая рука командующего Квантунской армией, если не сказать больше… В договоре предусматривается полная свобода действий японского командования в случае вооруженного конфликта с третьей державой… Подразумевается Советская Россия. Командование маньчжуро-японскими войсками будет передано штабу Квантунской армии.
— Это яснее, — кончиками пальцев Клязь забарабанил по своим зубам. Раздумывая, он сидел молча и слушал музыку. Рихард тоже умолк.
Потом они снова заговорили, анализируя, обсуждая, прикидывая возможные повороты японской политики. Рихард набросал донесение для Москвы. Клязь сделал несколько поправок, и Луиза села шифровать текст. Потом она надела шляпку, положила пачку листовок в сумочку и поехала к Максу Клаузену.