– “Евгения Онегина” наизусть ты, конечно же, не знаешь? – с усмешкой поинтересовался принц, а я невольно начал пытаться вспомнить, кто такой Евгений Онегин и почему папа должен его знать.
– Молодой человек, мне пятьдесят два, и я специализировался в истории, а не литературе. Лет тридцать назад – может, и знал, – честно отозвался отец, покачав головой. Судя по его лицу, он сам смутился от незнания, а я решил не упоминать при них, что вообще не понял, о каком человеке они говорят и причем здесь история или литература.
– Она замаскировала небольшое послание в отрывке произведения с расчетом на то, что тот, кто будет читать это не станет проверять досконально каждую строчку. Но, честно говоря, я сам не совсем понял, что она хотела сказать, – свернув письмо, он выделил нужный отрывок и протянул отцу. Изучив строчки, папа тяжело вздохнул и закрыл глаза. С улицы раздался свисток, означающий начало ночной смены и сбор заключенных перед воротами. Нам с принцем было пора идти, но он явно хотел услышать мнение.
– Я не уверен, что тоже правильно понимаю, но по этим строкам могу сделать вывод, что она просит прощения, что пошла на встречу на площади, ведь иначе кого-то казнили бы, и она не простила бы себе этого. Ну и…– отец запнулся, словно решая, говорить о чем-то принцу или не стоит, но тот сам понял последнюю строку послания.
– Она думает обо мне, да, это я понял, – опустив голову, Рейнхард кивнул майору, и тот принялся убирать письма со стола в какую-то коробку, – благодарю. Если хотите, можете оставить себе, все же это ваша дочь, – неожиданно перейдя на вы, предложил принц, но отец резко отрицательно замотал головой и протянул ему лист.
– Но пишет она вам, а не мне, – справедливо заметил мужчина и отошел с дороги до двери. Я все это время просто сидел на скамейке, положив руки на колени и наблюдал за ними, чувствуя себя лишним. Так на самом деле и было, но с моим присутствием мирились или делали вид, словно не замечают, спасибо им за это, ведь могли просто прогнать на холод улицы. Свисток повторился, и я поспешил прервать лирическую сцену посреди столовой, но принц опередил меня. Махнув на дверь, он спрятал письмо во внутреннем кармане плаща и направился к выходу.
– Идем, а то снова в карцер посадят, – позвал парень, когда я уже почти наступал ему на пятки. Оказавшись на улице, мы встали последними в рядах и сразу протянули руки для надевания кандалов. Наблюдая за тем, как бережно гвардеец застегивал металлические пластины на запястьях Рейнхарда, я понял, что он один из его сторонников. Интересно, сколько их у него здесь? Неужели все? Или большая часть? Зачем тогда ему заключенные? Всю эту информацию, как и планы по началу захвата колонии мне не озвучивали, а обсуждение точно проводили без меня. Стало немного обидно, но, собственно, я сам понимал – ведь я и правда – никто. Ворота открылись, и нас повели по знакомому пути в сторону шахт, где предстояло трудиться целую ночь.
– Скерли? – неожиданно шепотом поинтересовался Рейнхард, даже не покосившись в мою сторону. Взгляд принца продолжал смотреть прямо в затылок впереди идущему человеку, а вот мой непроизвольно уставился на соседа, – ты произнес это в столовой, – пояснил он, но я и так понял суть вопроса.
– Да, Скерли, так мы звали дома Скарлатину, – честно отозвался я, не видя причин скрывать такие вещи, тем более, раз сестра пишет принцу письма, как выяснилось. Честно говоря, я до сих пор не очень понимал, как принц связан с ней, верить в их близкие отношения не хотелось. Это как-то не укладывалось у меня в голове и даже представить оказалось трудно.
– Скерли, – повторил он, словно пробуя имя на вкус, – мне нравится, – согласился принц и снова замолчал. Не собираясь что-то у него спрашивать или поддерживать беседу, да и под суровым взглядом гвардейца позади нас делать этого особенно не хотелось, молча иду вперед, щурясь от ярких прожекторов по дороге.
Никаких новых обязанностей в этот раз нам не поручили, а погрузка камней, песка и непонятно чего на тележки стала привычным делом. Обнаружив на руках мозоли, пусть я и был в перчатках, разочарованно провел по ним пальцами и тяжело вздохнул, морщась от неприятного ощущения близкого к боли. Ну вот, завтра работать будет куда противней, ну ничего, заживут, кожа огрубеет со временем, ведь дома я не занимался физическим трудом.
Когда нас привели назад на территорию колонии и распустили, я собирался идти к себе, но краем глаза заметил приближающегося от ближайшего подъезда Седого. Мужчина не сводил взгляда с принца и шел прямиком к нему, игнорируя всех, кто попадался ему на пути или пытался заговорить. Застыв на месте, я не сводил с него глаз, а вот Рейнхарда отвлек какой-то мужчина, причем так, что принц повернулся спиной к приближающемуся Седому. Когда лидера одной из группировок среди заключенных остановил вытянувший вперед руку гвардеец, тот слегка умерил пыл, остановился, поднял руки вверх, демонстрируя пустые ладони. Я даже расслабился, но с места так и не сошел.