Пришли они с Васей к шалашу, все спят. Вася так и повалился на траву.
— Храпят, голубчики!
— Твоя работа?! — ахнула Настя Никитична.
— Моя! А то — «Убирайся со своей гадюкой»! Похрапят у меня до самого вечера.
— Ну, тогда и меня усыпляй! Я детей и в колдовском сне не оставлю одних.
Очень рассердилась Настя Никитична. Вася покраснел.
— Да какое уж там колдовство? Видали, как я озеро переходил? Семя травы перенок взял в рот, вода и расступилась, а корешки я им в головы положил, вот они и посвистывают.
Вася полез в шалаш, собрал корешки.
— Простите меня, через часок проснутся.
— Я думала, ты умный парень! — Настя Никитична от обиды даже не глядела на Васю. — А ты злой. Уходи в село, и чтоб я тебя больше не видала.
— А в школу как же? Я в первый класс нынче пойти должен.
— В школу приходи. — Настя Никитична стала еще строже. — Но если за свои штучки примешься, смотри у меня!
Вася попятился — и ходу.
Ребята через час проснулись как ни в чем не бывало. В тот же день подналегли и завершили работу. Уморились. Заснула ребятня спозаранку.
Одна Настя Никитична у костра сидела.
На месяц загляделась, Финиста вспомнила, а месяц вдруг возьми да раздвоись. Один — в небе, другой — на луг, возле Насти Никитичны сел. Чудо, но к чудесам она попривыкла уже.
— Звала? — спрашивает.
Глядит, а это Финист. Подошел к костру, ветку еловую поправил — искры полетели.
— Спасибо тебе, — говорит.
— За что?
— За то, что думаешь обо мне, скучаешь.
Настя Никитична сидит, с места не сдвинется. Финист засмеялся, поднял ее на руки, крыльями взмахнул, взлетел. Настя Никитична к груди Финиста прижалась, тепло, покойно, а ветер посвистывает.
— Дай и мне крылья, — попросила.
Промолчал Финист, а потом к земле нырнул. Опустились возле избы для посиделок. Финист свои крылья снял, окошко железякой поддел, выставил, залез в дом.
— Держи! — подает крылья.
Окошко вставили, крылья за плечи и помчались, как огромные летучие мыши, над землей, холодеть от радости, смущать тех, кто никогда от земли не отрывался.
А потом была жатва. Собрал колхоз «Зарницы» тройной урожай, и в короткие сроки. В Кипрей–Полыхани работать умели, а поля засевали своим зерном. Приехало в колхоз районное начальство, грамоты привезло, подарки. Комбайнерам — особый почет. Их провожали в дальний путь — собирать несметный сибирский урожай.
Речи говорили, духовой оркестр играл. В клубе выступали артисты. Федорова так и летала. Допоздна затянулось народное гулянье.
А Насте Никитичне невесело, было на празднике — Финист уезжал.
Станцевали они в тот вечер всего один раз, на концерт он не остался, вещи ушел укладывать.
Настя Никитична пришла домой, ужинать не стала: всплакнулось чего‑то. Только легла, в окошко бросили горсть песка. Он!
Вышла.
— Я все думала, в каком облике явишься ты передо мной.
— Ох, Настя, все, тайные слова я позабыл, тебя ожидая.
Пошли они к баньке, сели на скамью. Обнял он ее, и просидели они, сами не ведая сколько, молча, в тихой радости, даря друг другу тепло.
В небе звезды кругом шли, и у них, и у Насти и у Финиста, плыло в глазах. Догадались они, что тепло, какое изведали, родное, а потому любить можно без оглядки.
Без Финиста денечки длинными показались, но тут пожаловало первое сентября.
В канун Настя Никитична собрала учебники, черную юбку, белую блузку вы гладила, туфли вычистила, села под окном на вечернюю зарю глядеть, а заря уже дотлевала. Сумерки пришли темные, серые. Постучала в дверь бабушка Малинкина:
— Настя, иди огонь гасить.
К удивлению Насти Никитичны, баба Луня топила печь, а на столе горело уж никак не меньше сорока свечей.
— Оно хоть завтра по новому стилю первое сентября, а все — первое. А под первое старый огонь — он ведь целый год верно служил — гасят, а утром будет новый огонь. Мужики из дерева вытрут.
— Это, наверное, оттого, — догадалась Настя Никитична, — что в XVII веке новый год начинался с 1 сентября.
— Уж не знаю, — сказала бабушка Малинкина. — Посидим давай, помолчим. Поглядим на огонь, попрощаемся.
Свечи пощелкивали, огонь в печи, покачиваясь, ходил по сухим тонким поленьям, припадал, силился вспорхнуть, а сил не хватало.
Бабушка Малинкина сама пошла к печи, а Насте Никитичне показала на свечи. Потушили огонь, пожелали друг другу на весь год счастья, а на нынче — покойной ночи.
Все три класса, все сорок жителей Кипрей–Полыхани от семи до десяти лет, сидели перед Настей Никитичной и ждали, что она скажет.
— С праздником вас, мальчики и девочки! С первым сентября!