постоянно звав его. И вот он уже снова отправлялся в темный угол стола, свет до которого попадал лишь искоса, мельком, проскальзывая и отражаясь где-то вне города, где-то за окном, освещая улицу или просто предупреждая, что в доме кто-то есть и явно не спит.
Прочитав всё, снова Иван Петрович почувствовал какую-то тревогу, какую-то непреодолимую силу, он был истощен и обессилен, надежда в его глазах потухла. Но встав и положив последнюю книгу, он почувствовал какой-то неизведанный свет, что зажегся изнутри его, поначалу он подумал, что ставя книгу, он уронил те, что были у окна, и солнечный день влетел в его окно, но встав на стул и выглянув в узкий зазор, между рамой окна и книгами, он увидел: на улицы стоял вечер. А в комнате только он, ведь каждый вечер жители города уходили по своим домам, оттого сомнений не было, этот свет излучало что-то… что-то изнутри. Что-то овладело Иван Петровичем, всем его разумом, всем его телом, теперь же он стал наблюдателем своих действий, им кто-то управлял. Осушив себе среди океана остров, он сел в позу полулотоса. Заставил тлеть курительные палочки благовоний, закрыл глаза и медленно, как можно глубже вдохнул. Потом так же медленно выдохнул. В комнате все начало исчезать, оставался только он, его дыхание и какие-то ещё доносившиеся звуки. Вдох, выдох, вдох… дыхание, вместе с доносящимися звуками пропало, в ушах появился какой-то непреодолимый свист, какой-то сверхвысокий звон, комната внезапно начала вибрировать, всё кругом разбивалось на кусочке от этой вибрации. Его тело, его сознание закрутилось в огромную воронку и всё пропало. Его мысли и переживания куда-то исчезли, внешниго мира будто бы и не было. Теперь же была лишь бесконечно и ощущение того что вместе с ним его телом руководит кто-то ещё, ведь теперь его тело не выполняло никаких команд, оно было во власти кого-то. Что-то было вне его, он был рядом с собой и в себе одновременно, все его мысли ушли, никаких вопросов и переживаний, никаких страданий. Всё стало ясным и открытым, он понял, что был абсолютно слеп во всем, но поняв, что он слеп, он стал зряч. Теперь же, интересующий его вопрос перестал его интересовать и оттого открылся ему полностью, поняв то, что знает ответ на него, точнее, даже не успев этого понять, не то чтобы записать, Иван Петрович превратился в чайник.