- Как же я не замечу, ведь без этих самых батареек я не смогу работать.
- А вот так. Он вставляет в тебя такие батарейки, чтобы ты работал, работал ради более сильного получения оргазма, но работал не в полную силу, ведь если в тебя вставить хорошие батарейки, чтобы ты действительно обрел полную мощность, быстро удовлетворишь его, а ещё хуже всё поймешь, ты поймешь, что можешь удовлетворять не только его одного, а всех. А ему этого не надо, ему надо, чтобы ты был верным лишь ему. И удовлетворял именно его территорию. Удовлетворять только его долгое время.
Со временем бар начал забиваться всё больше и больше, в зале сидело уже человек семь, не считая Антропия и Иван Петровича, который сидел и наблюдал за тем, что происходит вокруг, пока Антроп говорил мне что-то невнятное. За соседним столиком сидела молодая пара, парень что-то очень настойчиво глаголил своей девушке. От этого сразу было видно, что это их первое или второе свидание, в любом случае в трусиках у неё он ещё не был, ведь по интонации людей и по их поступкам можно определить, давно они друг друга знают или нет. На первых порах, когда мы толком не знаем друг друга, мы всегда хотим показать себя с хорошей стороны, а потом это все забывается и является истинная сущность, вот тут-то большинство и соскакивают, а если возможности соскочить уже нет, то приходится терпеть. За другим столиком сидели два парня, явно подвыпившие, с ними ещё сидела девушка. Один играл на гитаре и пел, что-то, вроде « Все говорят, что пить нельзя, я говорю, что буду» из песни Бориса Гребенщикова.
Иван Петровича начинала угнетать эта атмосфера, эти красные хмельные лица, какофония звуком, ему поскорее захотелось выйти.
- Ладно, давай, я, пожалуй, пойду, Антроп.
- Ты чо, Ванёк, уже уходишь?
- Да.
- Ну ладно, давай, свидимся, до связи.
Не знаю, зачем он добавил до связи, ведь уИван Петровича не было его контактных данных, да и где он живет, он не знал, но свидеться, да, они, несомненно, могли. Либо снова на той же свалки, куда все рано или поздно попадают, либо вновь на улице.
Выйдя из ЛКСMen, Иван Петрович не знал куда идти, было уже темно, но идти домой ему не хотелось. Ветер снова обдавал своим теплым и легким касанием, огней стало ещё больше, всё засияло, а город не спал, в квартирах горели Ильичи, согревая взгляд, а люди, люди летели к свету, даже не зная, что он, лишь их очередная иллюзия.
На улице кружился хоровод, из входящих и выходящих из баров и клубов. Кое-где громко играла музыка, и люди, пьяные люди что-то кричали, а Иван Петрович шел. Шел по набережной вниз.
10.
Нужно было что-то делать с вылитым и приютившимся в квартире океаном. «Что мы делаем с Океанами? Правильно, мы их пьём. Точнее вначале забираем у них что-нибудь нужное нам, а потом уже пьём. Эх, все мы алкаши», – подумал Иван Петрович.
То, что водилось в его океане и было нужно ему, он уже получил, оставалось теперь выпить, но он знал, что столько ему не выпить, по крайней мере одному. Не зная что делать, Иван Петрович стал выстраивать логические цепочки.
«Так, Океан, - подумал он, - кто водится в Океане? Рыбы. Да, рыбы. Из этого следует, что я рыба? Но я же не умею плавать! Выходит я не рыба, ведь они умеют плавать. Тогда кто я?»
Иван Петровича унесло к зеркалу.
- Руки, ноги, голова, - я что, собака?
Неет, откуда собаки взяться в океане?!
-Живот, борода, уши, - я что, опять собака?
Нет, не может быть!
От этих мыслей у Иван Петровича заболела голова и он пошёл, точнее не пошёл, точнее он не знает. В общем, он утомился и захотел спать.
Только он закрыл глаза, как резко соскочил с кровати, встал на отведенный ему островок и начал дрыгаться. Дрыгаться так, словно на него налетела стая комаров, и он пытался их отогнать. Он крутился и прыгал, он буквально стал ураганом Катрина, разводя руками и ногами в разные стороны, крутя головой и иногда посвистывая. От этих танцевальных движений, а может и само по себе, в его голове, а может и в его квартире, запел детский хор. «Во лесу лесочки, Свежие пенёчки, А на них букашки. Это, кстати, мы».