Армине услышала.
Вернее всего, она в тот момент собралась с духом и решила подняться, поэтому шорох шагов Павлыша донесся до нее.
Она резко обернулась — не как человек, а как испуганное маленькое животное. И, как испуганное животное, стремительно вскочила и кинулась к перегородке Внешнего сада.
Павлыш не понял смысла движения — он уже отказался от мысли, что Армине может покончить с собой. Поэтому он остановился и сказал ей вслед:
— Не бойся, это я, Слава.
И тут понял, что Армине набирает код на двери во Внешний сад.
Он мысленно считал — и оставался нем и неподвижен — число единиц кода. Их должно быть семь. Щелкнула первая цифра. Вторая, третья, четвертая… Она же сейчас откроет дверь!
— Армине! — завопил Павлыш. — Стой, Армине! Пожалуйста!
Пятая, шестая…
— Смотри, что я сделал! Смотри на меня!
Он обеими руками откинул крепления шлема и рванул его назад. Шлем сорвался, оцарапав лоб, и покатился по полу.
Может быть, от этого неожиданного звука Армине обернулась.
И увидела, что Павлыш стоит без шлема.
— Ты что? — сразу поняла она. — Нельзя. Там вакуум!
— Я знаю, знаю!
— Ты же погибнешь.
— Да.
— Но тебе нельзя! Это только я. Я так хочу! Надень шлем!
— He надену.
— Я все равно открою дверь! Мне надо уйти!
— Открывай.
Павлыш не успел испугаться в тот момент, когда срывал шлем, и не боялся смерти. Он уже понимал, что Армине не сможет открыть дверь, зная, что Павлыш погибнет тоже.
Армине кинулась к Павлышу. Нет, не к Павлышу, она побежала к шлему, что медленно катился к бассейну, и Павлыш вместо того, чтобы перехватить девушку, как зачарованный смотрел на шлем. Шлем подкатился к кромке бассейна, и было интересно — кто первый? Успеет ли шлем упасть в воду? Или Армине схватит его? Как будто на стадионе, Павлыш болел за шлем.
Армине успела первой. Она подхватила шлем, когда он уже скатывался в воду, прижала к груди и тут же побежала к Павлышу. Наверное, со стороны это выглядело смешно — Армине старалась нахлобучить шлем на Павлыша. Она словно лишилась рассудка. Ведь невозможно надеть шлем на мужчину, который этого не хочет.
Павлышу не стоило труда схватить девушку за руки — ее запястья оказались совсем тонкими — и отвести к дивану. Армине шла послушно, даже не пыталась вырваться, так замирает в руках маленькая птица.
— Садись, — сказал Павлыш. Сел рядом. Но рук Армине не отпустил.
— Мне больно, — сказала Армине.
— А ты не убежишь? — Павлыш отпустил ее руки.
— Мне больно. Мне больно… — Она повторяла как заклинание: — Мне больно. — И уже плакала. Она плакала так сильно, что упала на диван. Она била кулаками по мягкой обшивке, и глупый диван никак не мог сообразить, как лучше прогнуться, чтобы Армине было удобно. — Мне так больно…
Надо бы принести воды, но где тут найдешь стакан?
Павлыш вел себя так, словно наблюдал все со стороны. Он поднялся, прошел к двери во Внешний сад, набрал новый код, заперев дверь. Потом вернулся к Армине. Она плакала тихо, волосы разбежались по плечам и веером — по сиденью дивана.
— Ты меня чуть не провела, — сказал Павлыш. — Я чуть-чуть не попался. Когда я увидел тебя, то решил, что ты и не собираешься… идти во Внешний сад. И подумал: вот я дурак.
— Ну зачем ты пришел? — Армине спросила тихо, словно в самом деле ее интересовал ответ.
— Тебя в каюте не было, — ответил Павлыш. — И меня что-то сюда повело. А когда я узнал, что переходник закрыт, я сразу понял.
— А разве человек не имеет права убить себя? — спросила Армине.
Она села, убрала тыльной стороной руки волосы с глаз. Глаза были красными.
— Зачем? — спросил Павлыш.
— Чтобы вам не мешать, — сказала Армине.
— Ты никому не мешаешь.
В скафандре было жарко. Павлыш включил охлаждение.
— Я бы ушла, и все хорошо кончилось, — сказала Армине. — Вы бы летели дальше. Вы все хотите лететь дальше, чтобы стать героями.
— Чепуха. Никто не хочет специально стать героем. И когда на Земле починят кабину, мы все улетим обратно.
— Ты в это хоть немножечко веришь? Ну хоть чуть-чуть?
— На шестьдесят процентов, — ответил Павлыш, который в тот момент был совершенно искренен.
— Врешь, — сказала Армине.
— То, что ты придумала, — это ужасное предательство.
— Ты не понимаешь.
— Чего же такого непонятного?
Армине подтянула коленки к подбородку. Диван даже вздохнул от невозможности решить задачу. Она уперла подбородок в колени. Подбородок был маленький и круглый. Армине шмыгнула носом. Странно, подумал Павлыш, если бы не случайность, то она лежала бы там, в ледяном лесу. И представить это уже было невероятно.
— Когда я узнала, что обратно нельзя, — сказала Армине, — я ведь уже как будто была опять на Земле. Я знала с самого начала, что мне здесь надо пробыть год. Все за меня радовались. Говорили, что мне повезло. Только мама плакала. У нас свадьба через месяц. Так решили. А в последние месяцы гравиграмм из дома не было. Ты же знаешь, если все в порядке — гравиграммы из дома не идут. А я вдруг испугалась. Я вот работала, все делала, смеялась, я была обыкновенная, а на самом деле я буквально дрожала. Меня так давно нет на Земле, что Саркис уже забыл. С каждым днем все страшнее. А Гражине этого не скажешь. Я сначала пыталась, а потом вижу, что ей это непонятно. Я все время считала дни. Первые одиннадцать месяцев были в сто раз короче, чем последний. Я выйду из Центра в Москве, а меня ждет только мама. И мне страшно спросить — где Саркис. Конечно, это психоз…
— Типичный психоз, — подтвердил Павлыш. — Ты чего с врачом не поговорила?
— Ты еще мальчик…
Павлыш пожал плечами.
— А потом мне сказали, что домой нельзя. Много лет нельзя. И все кончилось. Потому что нет смысла. Зачем лететь? Куда лететь? Зачем мне нужна эта звезда? И я испугалась, что не выдержу. Что из-за меня придется поворачивать всем.
— Все равно теперь придется, — сказал Павлыш.
— Почему? — Армине смотрела на него в упор. Глаза ее были велики, темные, но прозрачные, можно заглянуть глубоко.
— Я доложу капитану, и он сразу прикажет поворачивать.
— Ты ничего не скажешь капитану.
— Чтобы завтра ты сюда пошла снова?
— Зачем? — Армине вдруг улыбнулась. — Я же знаю, что ты набрал новый код затвора. И никто, кроме тебя, его не знает. Только это нарушение правил.
— Ты заметила?
— Я догадалась.
Армине смотрела на Внешний сад.
— Я могла там быть, — сказала она.
— Глупо, правда? — спросил Павлыш.
— Нет, не глупо. Но не нужно, — сказала Армине. — Оттого, что я это почти сделала, все прошло.
— Ты поняла?
— Гражина смогла бы говорить со мной куда убедительней тебя. Она бы сказала, что я возлагаю свою судьбу на совесть остальных.
— Он тебя обязательно дождется, — сказал Павлыш. — Неужели ты выбрала такого мерзавца, который не дождется?
— Это было очень давно. В другой жизни.
— А твоя мама? Она тебя ждет?
— Не говори об этом.
— Тебе стыдно?
— Сейчас нет.
— Потом будет стыдно.
— Наверное.
— Пошли к капитану.
— Ты никуда не пойдешь.
— Я тебя не понимаю. Ты не хочешь вернуться домой?
— Я себе этого никогда не прощу.
— Если я не скажу капитану, мы полетим дальше.
— Правильно.
— Армине, я ничего не понимаю. Если я пойду к капитану, то полет прекратится, и мы все вернемся. Ты же этого так хочешь, что чуть было… не ушла.
— Если бы я ушла, то я бы никогда не вернулась домой, — сказала Армине. — А я теперь хочу вернуться. Пускай через много лет.
— Я обязан сообщить капитану.
— Я прошу, я умоляю тебя. Если ты это сделаешь, ты меня убьешь. Ты меня спас сегодня, пожалуйста, не убивай. Я не вынесу такого возвращения…
Армине схватила Павлыша за руки. Ее пальцы так сжались, что ногти впились в кожу Павлыша. Но он ничего не сказал. Вытерпел.
— Пошли, — сказал Павлыш, — мне надо спрятать скафандр, чтобы никто не заметил.