— Послушайте, Гера, — сказал Крони. — Вы же образованная девушка…
— Не тебе судить о моем уме!
Гера испугалась трубаря. Она сама придумала, что он ограбил кого-то, что он убийца — ведь все трубари лживые, — и теперь Крони на глазах превращался в бандита, черты лица его складывались в злую гримасу, и он грозил ей…
Не выдержав встречи с невероятным, Гера проваливалась в тошнотворное озеро обморока, который не дарит благодатного небытия, а держит между действительностью и беспамятством.
Крони смотрел на нее в растерянности. Он видел, что с девушкой что-то неладно. Такой встречи он не ожидал. Он не подумал, что за тонкой маской знатной госпожи скрывается боль, растерянность и страх смерти, и ложно истолковал ее слова и действия.
Девушка еще смотрела на него, но глаза ее уже не видели трубаря, а замыкались на внутреннем мире кошмаров и неминуемой боли. Кисти ее рук лежали и казались голубыми.
С того момента, как Крони, потеряв терпение, открыл дверь отмычкой и встретил Геру, он был поражен ее видом. И виной тому была не столько болезнь, которая успела многое сделать за прошедшие дни, а то, что образ Геры оторвался от самой девушки и воспоминание смешалось с улыбкой Наташи, родился новый, скорее идеальный образ, которому Гера не соответствовала. Она оказалась и меньше ростом, и худее, и бледнее, чем должна была быть. Одежды ее, показавшиеся трубарю столь роскошными, были ветхи, и застиранные пятна на них были видны даже при том скудном освещении, которое казалось ослепительным неделю назад. И лицо Геры было не голубым, а землистым и не очень чистым — это было лицо подземного жителя. Реальный облик Геры, хоть был неожиданным и горьким, не привел к разочарованию, лишь вызвал жалость и желание прижать ее к груди и успокоить. Он не удержался и сказал об этой жалости вслух, а реакция на его слова была холодной и презрительной. Крони ожидал какой угодно встречи, но не такой. И растерянность, желание спрятаться в раковину показались ему врожденной спесью, к которой не подберешь ключа.
И вдруг Крони понял, что Гере плохо, что она теряет сознание, и когда голова ее упала, запрокинувшись на спинку кресла, и на углах губ показалась розовая пена, он бросился к Гере, опустился перед ней на колени, и рука его замерла в воздухе, потому что надо было что-то срочно предпринять, а Крони забыл о том, что он не один. И неизвестно, сколько бы он стоял на коленях, ощущая, как замерло вокруг время и он как бы подвешен внутри прочной и глухой сферы.
— Крони, — защекотало в ухе, и трубарю понадобилась секунда или две, прежде чем он понял, чей это голос. — Мы здесь, — сказал Круминьш. — Не бойся, мы все слышим и видим! Я передаю микрофон Аните.
— Крони, милый, — сказала Анита, вздохнула в микрофон, и Крони представил ее широкое, доброе лицо, на котором кружками нарисованы карие зрачки. — Не волнуйся. Как только мы поднимем ее наверх, мы ее вылечим. Я ручаюсь.
— Спасибо, — сказал Крони. И он был благодарен Аните не столько за слова, сколько за то, как они были сказаны.
— А пока, — сказала Анита, — сделай следующее. Гюнтер говорит, что прямо под правой рукой в твоем поясе есть карман. Вынь три красные пилюли и раствори их в воде.
Для того чтобы Гера выпила лекарство, ему пришлось приподнять ее голову. Волосы на затылке были мягкими и теплыми, и голова послушно поднялась.
Гера стискивала зубы, и Крони уговаривал ее шепотом:
— Пей, пожалуйста, пей. Это не горько. Это тебе поможет.
Губы шевельнулись. Гера глотнула и поперхнулась.
— Ну что ты, — сказал Крони. — Не спеши. Это вкусно.
Гера балансировала на неустойчивой планочке, протянутой между забытьем и реальностью. Голос Крони, рука, поддерживающая ее затылок, и вкус напитка сливались в умиротворяющую картину, сродни доброму сну. И когда, выпив напиток и ощущая, как он наполняет ее ласковым теплом, она открыла глаза, то близко, совсем рядом увидела глаза Крони и не испугалась, потому что они были добрыми.
И они замерли оба. Как будто боялись спугнуть это мгновение.
Крони услышал, как в ухе пискнул голос Аниты:
— Теперь ей будет лучше.
Но голос Аниты был чужим, он только мешал сейчас, и Анита поняла и замолчала.
— Что это было? — спросила Гера, не открывая глаз.
— Лекарство, — сказал Крони.
Гера чуть кивнула.
— Гера, — сказал Крони.
— Что?
— Я поднялся наверх, — сказал Крони. — И дошел до города.
Гера молчала. Впервые за много дней ей было тепло.
— Города нет, — сказал Крони. — Город разрушен.
— Я знала. Нам говорил учитель. И отец.
— Города нет. Он разрушен. В самом деле была война. Но главное не в этом. Все остальное, к счастью, ложь.
— Что ложь?
— Ложь то, что наверху такая же пещера, как и здесь, только обширней. На самом деле там нет пещеры. Там поверхность.
— Поверхность?
— Ну как объяснить это тебе? Поверхность — это когда нет потолка.
— А где потолок?
— Потолка вообще нет. Представь себе шар. Сейчас мы с тобой внутри шара. А поверхность — это то, что снаружи.
Гера не стала спорить.
— Как хочешь, — сказала она сонно.
— Дай ей одну желтую пилюлю, — сказала Анита. — Мне не нравится ее голос.
— Что это?
— Проглоти, — Крони протянул Гере пилюлю.
Гера подчинилась.
— Говори, — сказала она.
— Там не осталось людей. Твой учитель прав. Но жить наверху можно.
— Город разрушен, — сказала Гера. — И если выйти туда, заболеешь смертельной болезнью.
— Скорее заболеешь здесь, — возразил Крони. — В норе. Посмотри на себя. Там лес, солнце, ветер, деревья, озера, и эти слова ничего тебе не говорят?
— Почему? — сказала Гера. — Я знаю слово «озеро», и слово «ветер», и слово «лес». И слово «солнце». Эти слова я слышала. Ведь говорят же: яркий, как солнце. И говорят: густой, как лес.
— А что значит — густой, как лес?
— Это значит — очень тесный, — сказала Гера.
— Слова потеряли свое значение. Но у слов память длиннее, чем у людей. Так слушай: солнце — это раскаленный шар, вокруг которого вращается все — и ты, и я, и наш город, и Город Наверху. Лес — это когда рядами стоят деревья. Озеро — это столько воды, что предметы на том берегу еле можно различить. А ветер — это такая масса воздуха, что она может сбить человека с ног и сорвать крышу с дома. Ветер несет с собой небесный дождь…
И Крони понял, что куда лучше смог бы объяснить это на другом языке. В его родном и на самом деле не хватало слов. А те, что были, изменили свой смысл.
— А кто же дал тебе одежду?
— Люди. Но другие люди. Они прилетели сюда со своей Земли, потому что думали, что здесь никто не живет.
— Они захватили Город Наверху?
Беспокойство, которое прозвучало в голосе Геры, было абстрактным. Она как будто слушала увлекательную сказку, действие которой никак ее не касалось. В ней говорилось о людях, что прилетели откуда-то. Наверно, на крыльях, как летучие мыши. Летучие мыши редки в подземном городе, но у отца в кабинете есть одна, высушенная. Крони побывал в сказке и вернулся, как сказочный герой, переродившийся в Огненной Бездне и ставший прекрасным директором.
— Им не нужен наш город, — сказал Крони. — У них есть свой. Они ищут старые вещи. Потому что им нужно знание. Они хотели узнать, какими мы были и что случилось с нами.
— Им нас жалко?
— Гера, ты не веришь мне?
— Я стараюсь. Продолжай.
— Они готовы нам помочь выйти наружу, жить, как положено людям. Как мы жили когда-то. И они поделятся с нами своими знаниями и помогут. Я верю им.
— А зачем они это сделают? Зачем мы им?
— Потому что они хотят нам помочь.
Порой труднее растолковать очевидное. То, что у самого тебя не вызывает сомнений.
— Но что мы дадим им взамен?
— Ничего, — сказал Крони.
Гера склонила голову с видом умудренной жизнью старухи. Трубарь оставался ребенком. Все простые похожи на детей. Они доверчивы и непостоянны.
— Они ждут, пока я поговорю с тобой и с твоим братом и найду инженера Рази.