Гера ходила по комнате, как будто не догадываясь сесть. Она почувствовала возбуждение и бодрость, чего с ней не было давно, и ей хотелось перемен, которые разрушат ее темную нору.
— Ушел твой Рази и, видно, добрался до оружия. Нам одноглазый рассказал.
— Кто?
— У Мокрицы везде есть люди.
— Как зовут одноглазого?
— Откуда мне знать? Мокрица устроил большую облаву в городе. Поднял всю стражу. Всех квартальных.
— И чем кончилась облава?
— Ничем. Мы окружили дом. Все шло по плану. Крысоловка захлопнулась. А в ней пусто. Ни души. Кто-то их предупредил.
Спел находился в странном положении, хотя сам этого не сознавал. Борьба с бандитами, чтецами, бунтовщиками была, на его взгляд, справедлива. Жалости к бунтовщикам он не испытывал. Того же, кто руководил этой борьбой, он ненавидел. А рассказывал об этом Крони, который был врагом не только Мокрице, но и Порядку, а значит, и Спелу.
— Дальше, — сказал Крони, как человек, который имеет право спрашивать.
— Мокрица догадался, что ты успел передать инженеру Рази план города Предков. И инженер с его людьми спрятался там. Сегодня мы идем к ним. И Рази от нас не уйдет.
— Ты хочешь, — сказала Гера, становясь перед братом и глядя ему прямо в глаза, — и дальше быть на побегушках у Мокрицы, пока он не решит от тебя отделаться?
— Мне у него неплохо, — буркнул Спел. — Не тронет он меня.
— Как пойдет облава? — спросил Крони.
— С двух сторон. Один отряд спускается через служебные туннели. Второй идет от рудников. Над теплостанцией будет засада, в которую они попадут, когда будут бежать. Больше я ничего не знаю.
— Уже кое-что, — сказал Крони. — И на том спасибо.
— Я должен идти, — сказал Спел. — Вы же не хотите, чтобы Мокрица что-то почуял? И не советую тебе, Крони, идти вниз. Ты их не спасешь. А сам попадешь в ловушку.
— Когда начало облавы?
— Через три часа… теперь уже меньше.
— Счастливого пути, Спел. Не суйся под пули.
— Какие пули?
— Ты забыл, что в городе Предков есть оружие?
— Оружие… Да они и стрелять не умеют.
Спел не хотел показывать, что обеспокоен. Он погладил сестру по плечу и сказал: «Не болей».
Этот жест вызвал у Крони нечто вроде симпатии к стражнику.
— Что ты будешь делать? — спросила Гера, когда за Спелом хлопнула дверь. — Пойдешь вниз? Даже если я скажу тебе остаться, ты все равно пойдешь вниз?
— Да, — сказал Крони.
— Я бы не хотела, — сказала Гера.
У нее была привычка смотреть людям в глаза, будто она могла читать, что в них написано.
— Я бы хотел, чтобы так смотрели на меня, — сказал Станчо.
— Просто у нее такая манера, — сказала Анита Соломко, которая разливала кофе из термоса по чашкам. — Она, наверно, очень близорукая, но не догадывается. У них же нет очков.
— Ты не хочешь, чтобы я уходил? — спросил Крони.
— Да. Люди уходят от меня и никогда не возвращаются. Их съедает тьма.
— Я вернусь, — сказал Крони.
Гера остановила его жестом.
— У тебя друзья, — сказала она. — Они сильные. Пусть идут они.
— И что тебе за дело до трубаря? — Крони был не совсем искренен. Ему хотелось, чтобы Гера возразила.
— Не в тебе дело, Крони, — ответила она серьезно. — Ты живой. А вокруг все мертвые. И Лемень был живой. Мертвые остаются и существуют вокруг. А живые умирают и не возвращаются. Когда тебя не было, я привыкла к тому, что и меня скоро не будет. Но ты вернулся и изменил мою жизнь. Мне не хочется умирать и не хочется, чтобы ты исчез в Бездне. Наверно, дело не в тебе, а во мне самой.
— Я вернусь, — повторил Крони.
И они услышали шаги. Твердые, уверенные шаги, которые уже приближались к спальне.
Гера замерла, оцепенела. Прошептала: «Отец».
Крони быстро отступил к двери, нырнул за портьеру и прижался к простенку со стороны прихожей.
— У тебя кто-то был, Гера? — услышал он низкий, уверенный в себе голос директора.
— Доброе утро, отец. Брат заходил ко мне.
— Как ты себя чувствуешь? Тебе лучше?
— Да, отец. Спасибо.
— Странно, что брат приходил к тебе, — сказал господин Спел. — Он не должен был приходить.
— Я его звала.
Отец Геры мерно шагал по ковру, и Крони считал шаги.
— Ты хорошо выглядишь.
Крони непонятно было, осуждает он ее за это или радуется, что дочери лучше. Скорее всего, он просто отмечал этот факт, как отмечал перегоревшую лампу или сломанный лифт. Равнодушно, хоть и с некоторым раздражением, которому не позволял вылиться наружу.
— Отец, зачем ты пришел? Мне стало хуже, и я хочу лечь…
— Ты права. Мне тоже надо спешить. Какие бы ни были между нами размолвки в прошлом, ты — моя дочь и я твой отец. И надеюсь, что могу тебе доверять.
— Я тебе тоже доверяла, но ты предал меня.
— Я бы его не спас, зато погубил бы себя. Когда мы решаем в качестве примера остальным наказать кого-то, пути назад нет.
И окончательность последних слов ставила точку на прошлом. Господин Спел не намеревался к нему возвращаться.
— Полагаю, что скоро могут произойти неожиданные перемены.
— Я тоже так думаю, — сказала Гера.
— Ты? Тебе что-нибудь сказал брат?
— У меня предчувствие.
— Больных людей иногда посещают оправданные предчувствия, — серьезно сказал господин Спел. — Это свидетельствует о том, что они ближе к богу Реду, чем мы, здоровые.
— Но мое предчувствие говорит о Городе Наверху.
— Что? — отец не понял.
— Оно говорит о том, что пришло время уйти отсюда наверх.
— У тебя начинается бред. Ты же знаешь, что наверху нельзя жить. Мои опасения куда более реальны. Сегодня ранним утром состоялся Совет директоров. Его созвал Мекиль, хотя он не имеет права это делать. На совете он сказал, что внизу возникла опасность для всего города. Бунтовщики нашли склад с оружием, и в интересах города он потребовал контроля над рудниками, фабриками и станцией, контроля над жизнью всех. Включая директоров. Ты не удивлена?
— Нет, я же знаю Мокрицу.
— Я тоже знаю его, — сказал Спел. — И знаю, что его сказка о бунтовщиках рассчитана на то, чтобы испугать стариков, которых в совете большинство, и изолировать людей энергичных и влиятельных, тех, кто стоит на его пути, — меня, Калгара и некоторых других. И я боюсь. Потому что, если он добьется полной власти, мое будущее под угрозой.
— И ты пришел для того, чтобы рассказать мне об этом?
— И попросить твоей помощи. Есть еще одна вещь, до которой Мокрица хочет добраться.
— Я знаю.
— Тем лучше. Мокрица будет искать наши фамильные драгоценности. Он будет искать их у меня. Но он не знает о нише за твоей кроватью. Сегодня ночью, когда ты спала, я спрятал туда шкатулку. Я не хотел говорить тебе об этом. Но потом подумал, что придут ищейки Мокрицы и спросят, нет ли укромного места в твоих покоях. И ты, думая, что ниша пуста, покажешь ее. И тогда все погибнет.
Гера почему-то коротко засмеялась.
— Ты чего?
— Я бы им ничего не сказала. Там лежит прядь волос матери. И письмо от Леменя.
— Да? Я не заметил.
— У меня тоже просьба к тебе, отец. Когда я умру, положи эти вещи мне на грудь. Прядь и письмо. Пусть они сгорят вместе со мной.
— Я обещаю, — сказал господин Спел. — Если я не умру раньше.
— Нет, ты не умрешь.
— Я тоже так думаю, — сказал отец, не стараясь быть деликатным.
— Мы еще посмотрим, — подумал вслух Крони.
Он забыл о том, что лишь портьера отделяет его от той комнаты. И услышал грохот, рычание в соседней гостиной, словно дикий зверь бросился в его сторону. Крони отпрянул, прижался к стене.
Портьеры взметнулись, будто под порывом бури, низенький и очень толстый человек возник перед Крони. И удивительно было, что Крони увидел его не сразу, — он смотрел выше, туда, где, по его расчетам, должна была находиться голова человека, обладающего столь высоким титулом и таким глубоким голосом.