И вот наконец мне сверху протянули деревянную лестницу. Воодушевившись, я начал свое восхождение. Однако на земной поверхности меня схватили, связали мне руки и ноги, а лицо обмотали тряпкой. Потом я оказался над землей, но невысоко, то есть перекинутым через седло подобно тюку или охотничьей добыче.
Путешествие продлилось недолго. Когда меня вновь спустили на землю и позволили осмотреться, я увидел, что нахожусь в узком ущелье, затянутом густым утренним туманом. По двум сторонам света вздымались гранитные стены. а узкий проход между ними закрывали неподвижно стоявшие всадники, числом в полдюжины с каждой из сторон, вооруженные копьями.
Кроме меня, был здесь только один пеший. Этот перс диковатого вида стоял с опущенным мечом в руке подле плоского камня.
И тогда я устрашился. Поначалу казалось, что просто начал мерзнуть, ведь утро было сырым и холодным. Но стало ясно, что зубы застучали не от холода, а от страха. Судьба немало потрудилась, чтобы провести меня извилистыми тропами к этому камню, с которого должна была скатиться моя голова, а душа — вновь, но уже оставив позади тело, сойти в Царство мертвых.
Грезы растаяли.
Кем я был? Только наемным убийцей, не справившимся со своим делом. Полагалось быть благодарным царю персов за то, что меня допрашивал он сам, не применял пыток и теперь в награду за правдивость дарит легкую смерть. Все кончится не так уж и плохо, если меня не станут душить, отчего, прежде чем испустить дух, сначала испустишь все остальное — семя, мочу и жидкий кал, и не станут живьем сдирать кожу.
С одной из сторон всадники расступились, пропуск царя, въехавшего в ущелье на крепконогом белом жеребце. В просторной шкуре горного медведя царь выглядел очень могучим.
Я стиснул зубы, желая показать, что эллин способен умирать достойно.
Два воина, ехавшие следом за царем, соскочили с седел и подхватили царского коня под уздцы. Кир неторопливо сошел на землю в десяти шагах от меня. Еще двое всадников соскочили с коней. Один поставил около камня высоки раскладной стульчик с матерчатым сиденьем, а второй бросил с другой стороны от камня тростниковую циновку.
Перс с мечом подошел ко мне, взял меня за плеч сильной рукой, подвел ближе к царю и не посадил, а прямо-таки вдавил меня в циновку. Не согни я колени, так наверно, и ушел бы по пояс в землю.
Я боролся со страхом и холодом, но первые же слова Кира изумили меня до такой степени, что страх и холод отпрянули прочь, как стая мух при порыве ветра.
— Говорят, при игре в кости тебе сопутствует удача.
— Случалось,— пробормотал я.
Царь дал знак, воин поднес небольшую шкатулку и по указанию повелителя высыпал из нее на камень игральные кости, искусно выточенные из слонового бивня и, безусловно, весьма дорогие. Моему удивлению не было предела.
— Попробуй, эллин,— вовсе не повелел, а учтиво предложил Кир, будто мы сидели с ним в какой-нибудь таверне и играли на равных.
Я сразу протянул руку и заметил, что она дрожит. Тогда собрался с силами и крепко сжал кости в кулаке.
Воин Кира подал мне игральную чашку. Я погонял в ней кости изо всех сил и выбросил их на камень. Из чашки выпрыгнула «собака», то есть хуже не придумаешь — одни двойки.
Осужденный Судьбою ждал раската грома, ждал, что от царского смеха содрогнутся горы. Но царь персов, чуть подавшись вперед, мрачно взглянул на кости и тихо проговорил, будто хотел помочь моей последней, бесполезной игре с Роком:
— Попробуй еще раз.
Выпустив вторую «собаку», я смирился со своей участью и успокоился, даже пальцы мои потеплели и перестали дрожать.
Кир отвернулся от камня вполоборота и со вздохом сказал:
— Слышал, эллины преклоняются перед Судьбой, но считают, что Судьбу ничем не задобришь. В Вавилоне же и Египте подчиняются звездам. Теперь желаю знать, почему эллины считают силу Судьбы крепче силы богов и своих собственных сил.
— Потому что Судьба и есть высшая сила, неделимая на череду приказов и поступков, безучастная ко всему. У нее нет желаний, нет злобы и любви. Именно поэтому она сильнее всех — и людей и богов. Судьба — это сила в чистом и первозданном виде.
Так я вещал в полном равнодушии, словно загробная тень, представляя самого себя лучшим доказательством своих слов.