Сколько мыслей вихрем пронеслось в моей голове за одно неуловимое мгновение! А вдруг птичка успела упорхнуть, обманув зоркого Кота?! А вдруг ее и вовсе не было в повозке?!
Чудес я раньше не видел, но теперь был готов поверить в чудо. Кто знает: может, я вез какую-нибудь из персидских богинь или нимф, пойманных Киром и отправленных им в далекую чудесную страну по велению свыше.
Все эти «разгадки» так и скакали в моей голове, пока я сам бушевал в повозке, как грабитель, раскидывая тюфяки и подушки, гремя блюдами и киликами и еще подспудно надеясь, что «птаха» просто забилась с испугу в какую-нибудь щелку.
Земля уже гремела под копытами чужих коней. Уже доносились хищные возгласы дорожных шакалов.
Бросив глупые поиски и выругавшись, я выпрыгнул из повозки в кустарник и приготовился отразить нападение.
Три метательных кинжала предназначались для самых храбрых, а потом... Потом будь что будет, подумал я, вепрь царю тоже не дался даром; посмотрим, найдется ли тут охотник, достойный Кира.
Стук копыт подсказал мне, как вернее юркнуть от одного куста под другой.
Меня заметили крайние двое из цепи и едва успели завернуть коней, когда первого настигло мое жало. Острие пробило ему жилы под правой ключицей, он опрокинулся с седла. Я тут же бросил второй кинжал и прыгнул на раненого, надеясь выдернуть из него жало и метнуть его вновь, в другого разбойника.
И вдруг чужие кони заметались. Послышался испуганный горловой вопль, потом — еще один, и грохот копыт покатился куда-то в сторону. Разбойники понеслись прочь, словно наткнувшись на злобного духа пустынь.
Я осторожно высунул голову над кустами, поглядел вослед храбрецам и насчитал четырех коней, потерявших своих седоков и теперь скакавших за своими собратьями налегке. Что за чудеса?! Может, и в самом деле Судьба довела меня до нечистых мест?
Поблизости тем временем слышались глухие стоны. Я навострил уши и ноздри и по-кошачьи двинулся на запах человечьего страха и боли.
Двое неподвижно лежали там, где их настигло мое оружие. Стонал же где-то третий. Я двинулся дальше и вскоре нашел оставшихся. Счет оказался верным. Еще двое валялись друг около друга, один уже мертвый, а другой еще не совсем. Из каждого — у одного между лопаток, а у другого из печени — торчало по одной скифской стреле.
Я увидел оперение и поразился.
— Азелек! — невольно сорвалось с моих губ.
Я поднялся в полный рост, растерянно огляделся по сторонам и позвал ее вновь:
— Азелек!
Ответа из пустыни не было.
— Азелек! — позвал я в третий раз, еще громче, в полный свой голос, осознавая, что наконец случилось чудо и молитва Кира дошла до небес.
И тут мне в глаза бросилась одинокая повозка — и тогда я замер, остолбенев.
Сколько я стоял посреди пустыни окаменевшим истуканом, не могу сказать. Мне показалось, что целый эон. Пока все уложилось в моей голове, где-то поднялись новые горы, где-то пересохли или разлились моря, а все звезды на небесах поменялись местами.
— Азелек, ты вернулась? — тихо спросил я у повозки, подойдя к ней вплотную.
Сначала было тихо, а потом колыхнулся полог, и наружу высунулась рука с медным горшком.
Первый раз мне изменила эллинская душа, и я не рассмеялся, а только стыдливо отступил, хотя повод покатиться со смеху был лучше некуда.
До Нисы я управлял повозкой сам не свой. У меня за плечами — рукой подать — за легким пологом безмолвно таился прекрасный и необыкновенный «скиф». Куда посылал Кир своего верного телохранителя? Зачем? Бесчисленные догадки роились пчелами в моей голове. Извилистые судьбы-тропы грезились мне впереди, и все уводили в пустыню с этой прямой и главной дороги. В мыслях я похищал Азелек, увозил ее с собой в далекую Бактрию или же в Афины, к Писистрату, где с гордостью показывал ей эллинские чудеса. Чтобы обдумать все замыслы, мне не хватило и двух переходов до Нисы. В последние две ночи пути я не сомкнул глаз, коротая стражи у маленького костра. «Станет ли петь посаженный в клетку жаворонок?» А что теперь сделал Кир?
Ответов не было.
На рынке в Нисе я, наверно, походил на грабителя, впервые решившего продать чужое добро. Многие испуганно отводили от меня глаза, иные обходили стороной. Найдя каких-то кочевников, я одной рукой держался за оружие, а другой показывал ксюмбаллон. Один старый варвар, увидев знак, прищурился, по-птичьи дернул головой и что-то сказал грязному мальчишке, который тут же нырнул под повозки. Мне же старик махнул рукой: отъезжай!
Я отъехал и встал на краю рынка, поглядывая по сторонам на торговцев и их товар: низеньких темнокожих рабов и широкобедрых рабынь, привезенных откуда-нибудь из Гандхары, Арахосии или самой Индии. Настроение мое падало. Мне не нравился невольничий рынок и то, что в таком положении я сам напоминаю торговца. Подспудно я надеялся, что «скиф» давно улизнул и повозка уже пуста.