Когда после кочевья хан останавливался на стоянку, то вырастало такое количество юрт, что аил становился похожим на город.
Поодаль от всех воздвигалась высокая белая юрта хана. Стены ее были увешаны редкими коврами, которые привозили на верблюдах из далеких стран. На полу лежали шкуры диких зверей и красивые шырдаки[3].
Одежда на хане была из парчи и мехов; его чепкен и калпак были украшены золотом и драгоценными каменьями; на пальцах блестели дорогие перстни с молочными жемчужинами, кроваво-красными рубинами.
Но ярче всех камней сверкали его черные глаза. Правда, когда он гневался, от глаз оставались лишь узенькие щелочки, но зато они излучали такие молнии, что в одно мгновение могли испепелить и правого и виноватого.
Был на свете только один человек, к которому хан всегда был добр, ничего не жалел для него и при виде которого смягчалось его жестокое сердце. То был единственный сын Нурдин, совсем не похожий на отца. Широкие, открытые глаза юноши смотрели на мир радушно и весело. Не участвовал он и в дерзких разорительных набегах, которые вел отец. Больше всего на свете любил Нурдин природу; он бродил по горам, поднимался на вершины, смело забирался на отвесные кручи.
Никогда Нурдин не отправлялся в горы один Вместе с ним были его друзья — молодые табунщики и чабаны. Бедняки любили ханского сына за простоту и приветливость, за то, что он не походил на своего отца.
Знал обо всем этом Темир-хан. Сердился и гневался на сына, а с его друзьями расправлялся с коварной жестокостью — отправлял в такую даль, что ни на каком тулпаре[4] не доскачешь обратно, а то просто заточал надолго в один из своих зинданов[5].
Много думал Темир-хан над тем, как приблизить сына, как поссорить его с друзьями — табунщиками и чабанами. Думал хан, думал и придумал — женить Нурдина!
«От молодой жены не будет Нурдин уходить, — рассуждал Темир-хан, — да и невесту возьмем богатую и тем богатство свое умножим!»
Но все произошло не так, как задумал Темир-хан. Полюбил Нурдин простую девушку по имени Чолпон — так киргизы называют утреннюю звезду, сияющую на рассветном небе.
Нурдин хорошо усвоил жестокий нрав отца и потому решил не говорить ему о своем чувстве к Чолпон. Только друзья знали о любви Нурдина и Чолпон и оберегали их.
Однажды, когда солнце опустилось так низко, что собиралось скрыться за горами, влюбленные встретились в лесу. Нурдин был необычно взволнован, так как собирался сообщить любимой девушке, что отец решил женить его на богатой невесте.
Побледнела Чолпон от этой вести, но юноша схватил ее руки и прижал к своему сердцу.
— Нет-нет, Чолпон, тебе ничего не грозит. Пусть твои щеки всегда будут румяны, как наши яблоки, а глаза сияют, как звезды. Я никогда не изменю тебе. Пусть лучше умру. Клянусь, я убью себя этим кинжалом, если отец не изменит свое решение.
Девушка подняла на Нурдина свои прекрасные глаза, в которых еще дрожали капельки слез, и улыбнулась.
— Я верю тебе, любимый, — сказала она. — Я чувствую, как горячо бьется твое сердце. Оно говорит мне о любви!
Между тем стемнело, а они зашли так далеко, что большие -деревья с крючковатыми ветвями преградили им путь. Чолпон прижалась к Нурдину, и сразу же пропал страх. Она села на пенек, Нурдин склонил голову ей на колени, и она гладила его мягкие волосы.
Было уже совсем темно. Нурдин задремал. И вдруг лес озарился зеленоватыми огнями. Со всех сторон послышались шорохи; где-то каркали вороны, страшно гукали филины, со свистом проносились летучие мыши, зловеще выли волки.
Неожиданно, сквозь лесной шум прорезался резкий, лающий смех, и в следующее мгновенье перед Чолпон предстала уродливая старуха — прихрамывающая, с седыми спутавшимися волосами, горящим, недобрым взглядом и большим крючковатым носом. Руки ее тоже казались скрюченными, как ветки деревьев, а горб торчал выше головы.
Старуха поближе подошла к девушке и захохотала так громко, что качнулись верхушки деревьев.
— Ты думаешь, что красивее меня и тебе удастся удержать Нурдина? Глупая! Сердце его бьется только для меня!.. Не веришь? Я — могущественная волшебница Айдай. Завтра же Нурдин будет моим. Только моим!
В один миг на глазах изумленной Чолпон старуха преобразилась. Теперь это была тонкая, изящная девушка, тело которой прикрывали легкие воздушные ткани, а лицо ее расплывалось в широкой улыбке.
— Посмотри на меня, — сказала, смеясь, волшебница. — Не устоит Нурдин перед моей красотой!
С этими словами волшебница взмахнула белым шарфом и исчезла.