4. ЧОЛПАНА. Все много пьют и у них маленький рост. У лошадей тоже. Да и самим нам ростом гордиться не приходится. Мы полные, мясистые, жирные. Они - жилистые, как горные животные. Туго натянутое лицо, кожа, движения. Кругом заснеженные горы, и мы вышли прогуляться по аулу, спускающемуся вниз между гор. -- Эй, джигит! - не успел докончить наш попутчик, как маленький человечек соскользнул с маленькой каурки. Встал. Они обнялись. Подошёл, поздоровался с нами двумя руками. Расцеловался. -- Мой школьный товарищ. Спустился с гор со мной повидаться. Мы шутили с прибывшим, дурачились. Перекусили, стали прикалываться. Если честно, мы начали подшучивать над ним, как только чуть выпили. Он сначала раскраснелся, но как только слегка оправился, стал прикалываться. Спросили у него про горы, про животных. Заговорили о волке. А он никак не сдавался, говорил, что его лошадь, что скоро разродится, и посейчас в пещере, в эту ночь он оседлает кобылу и убьёт волка. Волк пойдёт на его жерёбую лошадь. Обязательно пойдёт. А лошадь до его прихода будет фыркать на волка. И он останется лицом к лицу с серым. Быть с ним лицом к лицу - особое удовольствие. -- Чуть о посох не трутся... -- Не может быть. -- Мы о бирюке говорим. -- Да, одиночка немного другое дело. -- На, возьми мою чолпану, дарю её тебе, прекрати говорить об этом страшном звере. -- Спасибо, мне подарили чолпану... -- Тебе чолпана горца не по душе, верно? -- Нет, что-то здесь все избегают говорить о волке, как скажешь волк, так не знают, что и сказать. Муть наводят. Непонятно, любят или не любят этого достойного зверя. Но никто не скрывает своего уважения к нему. -- Страх тоже. -- Страх тоже. -- У него острые зубы и острый ум. -- Может у него ценности, вы этого боитесь? Партнёршу не бросает, живёт в одиночку, любит свободу, попадёт лапа в капкан - перегрызёт её и уходит. -- Жаль, что мы не можем перегрызть себе ногу, но в вопросе с партнёршей ошибается. -- Может, его самки этого стоят. -- Может, наши тоже стоят? *** -- Как у вас называется головной убор? -- ...много названий... -- Это чолпана. Он встал и собрался идти в пещеру принимать роды у своей лошади. По нашим расчётам лошадь уже разродилась. Мы удерживали его. Хотя никто и не заикался о битве между лошадью и волком, все вокруг знали, что задержали его, и сам он задержался, нарочно задержался, попусту болтал с нами и, уходя, будто бы знал, что идёт к живому жеребёнку. -- ...волк давно их задрал, не ходи, - сказал я. -- Пусть задрал, всё равно пойду! Вслед захотелось крикнуть: -- Папаха, папаха! Натянул чолпану на голову. Она оказалась очень тёплой, удобной. Когда мы выезжали из аула, я всё ещё крепко прижимал чолпану к голове... Мы ехали в "Джипе".
5. ПЛАЧ Джаныбек крутился возле юрты, поставленной для похорон Деда. Он не плакал напоказ пришедшим, повернув лицо к юрте, как это делали другие внуки и сородичи. Порой отец делал ему знаки глазами, но Джаныбек ни с кем не считался и только около кладбища подошёл к гробу, встал под него, прошёл немного, хотя еле доставал кончиками пальцев до гроба, кто-то попытался оттащить его за руку, не ушёл, наконец сам, как взрослый, отошёл в сторонку, уступив место другому. Ещё раньше, когда ехали на похороны, вместе сошли с машины, он взял девушку за руку, по дороге к Юрте все мужчины показательно заплакали, закрывая головы и глаза руками, быстро зашагали ко входу в Юрту, остальные близкие, завидев их, поворачивали лица к юрте и начинали плач, и, как только один из аксаккалов говорил "болду", все опускались на землю, двумя руками совершали суннитский салават и кто-то на скорую руку читал молитву. Девушка замерла, держась за руку Джаныбека. Джаныбек разглядывал её снизу вверх, дёргал за руку и усмехался: -- Почему ты не плачешь? -- Не умею. -- Я тоже. Вернулись к машине. - Думаешь, никто не знает, что ты тут за тёмными стеклами прячешься? Почему ты не идёшь в Юрту, чтобы оплакать моего Деда? Джаныбек и до этого настаивал, чтобы она пошла в Юрту и плакала. И сам же отказывался от обоих своих предложений, несмотря на все объяснения и настояния; когда кто-то начинал ему что-то объяснять, его нахальные черты разглаживались, веки приоткрывались, смотрел куда-то в сторону и принимал какое-то решение. Кладбище находится на вершине холма над Таласом. Шли мимо глиняных, изредка кирпичных кумбезов, мимо могил, занесённых землёй и щебнем с чёрными большими камнями на месте надгробных камней. К кучке других детей Джаныбек тоже не присоединился. Он мелькал между ног лошадей, которых, понукая, вели на поводу по толпе, носился туда-сюда, забегал в кумбезы. Забирался на могилы, поднимал камни и бросал вниз. Он двигался так быстро и так задорно, что не спускающая с него глаз охрана опасалась, что того и гляди споткнётся и упадёт под ноги лошадям, уронит камень на ногу и ушибётся или ещё чего-нибудь натворит. Но остальные на него не смотрели. Молла начал молитву и все расселись в полыни. Разговоры прекратились. Потом снова начали втихомолку переговариваться и Джаныбек, растянувшись на траве, посмотрел на небо. Он смотрел на небо, хотя и выглядел обессиленным: когда все бросали землю, он бросил горстку мелких камешков... *** -- Зачем ты суда приехала? -- На похороны. -- Почему ты плакала, когда мы тебя подобрали? -- Я не плакала, а слёзы утирала. -- Не ври мне, потом снова заплакала. -- Я смеялась. -- Ты плакала. -- Что ты хочешь знать?! -- Ничего. -- Ну и всё. -- Ты в машине сказала, что твой отец порезал лицо матери. -- ... -- Кто твой отец? -- Татарин! -- А что такое татарин? -- Человек. -- Что он делает? -- Работает. -- Где? -- На толкучке. -- А что такое толкучка? -- Там шмотки продаются. -- Твой отец покупает шмотки? -- Нет. -- А что он делает? -- Продаёт. -- Как? -- Сидит в контейнере и ждёт клиентов. Когда кто-то хочет купить, он продаёт. -- Что такое контейнер? -- Что-то вроде магазина. -- То есть маркет? -- Примерно так. -- А почему отец расписал лицо твоей матери? -- Напился. -- Водки выпил? -- Да. -- А мать? -- В больнице. -- А ты? -- Что значит "ты"?! -- А ты сбежала? -- Нет, уложила мать в больницу, потом приехала. -- А когда мы тебя подобрали, отец не гнался за тобой? -- Нет. -- Ты из больницы шла? -- Да. -- А как ты вырвалась у отца? -- Мы с матерью избили его, связали. -- Теперь он дома связанный? -- Наверное... -- Это твои волосы? -- Да. -- Ты каждый день куришь? -- Да. -- И пьёшь? -- Да. -- Каждый день? -- Нет, как получится. -- Водку? -- Нет, коньяк. -- А почему ты не убила отца? -- Испугалась. -- Что посадят? -- Нет. -- А чего? -- Не знаю. -- Теперь у твоёй мамы лицо забинтовано? -- Да. -- Лежит? -- Да. -- Больше туда не поедешь? -- Да. -- Ещё поплачь... -- ...
Баку-Бишкек, 1999.