Впрочем, обитатели дома были людьми вполне обыкновенными. Я быстро классифицировала их и мысленно снабдила ярлыками: сэр Мэтью – веселый старый сквайр, любитель хорошей еды, вина и женщин, типичный помещик, какого можно встретить в любом веке; тетя Сара – старая дева, всю свою жизнь проведшая в этом доме, немного впавшая в детство, хранящая в памяти все дни рождений, триумфы и неудачи, но порой путающая, к кому из домочадцев они относятся, и принимающая жену Габриеля за свою невестку Клэр, давно умершую жену сэра Мэтью; Рут, со дня смерти матери исполнявшая роль хозяйки дома и, естественно, без восторга встретившая мое появление; наконец, Люк – юноша, всецело занятый собой и своими делами, что свойственно молодости. Вполне нормальная семья, похожая на множество других семей, живущих в больших и маленьких домах по всей стране.
Я поставила себе целью наладить со всеми добрые отношения, и это мне, кажется, удалось. Разумеется, труднее всего было заслужить расположение Рут; мне хотелось дать ей понять, что я не испытываю ни малейшего желания посягать на ее права. Слава Богу, дом достаточно велик, чтобы не мешать друг другу. Хозяин дома – сэр Мэтью, она – его дочь, исполнявшая обязанности хозяйки со дня своего совершеннолетия – и во время замужества, и после смерти мужа. Несомненно, у нее больше прав распоряжаться здесь, чем у меня.
Рут посвятила меня в свои планы относительно торжественного обеда и я чистосердечно заверила ее, что не стану ни во что вмешиваться, ибо не имею опыта ведения хозяйства. Это ей понравилось, и я была довольна.
Утро первого дня Габриель провел с отцом – очевидно, им надо было обсудить деловые вопросы, касающиеся управления поместьем, тем более что Габриель так долго отсутствовал. Я сказала Габриелю, чтобы он обо мне не беспокоился – скучать я не буду.
Я решила взять Пятницу и отправиться на прогулку – мне не терпелось получше исследовать окрестности, в особенности развалины аббатства. На лестнице я столкнулась с Люком. Он дружески улыбнулся мне и наклонился погладить Пятницу. Тот был в восторге от такого внимания, к тому же Люк сразу ему понравился.
– Я люблю собак, – сказал мне Люк.
– А у тебя нет собаки? Он покачал головой.
– Кто бы за ней присматривал в мое отсутствие? Я ведь учился в школе и редко бывал дома. Сейчас у меня передышка между школой и Оксфордом.
– Но ведь в доме столько людей – неужели некому позаботиться о собаке?
– Нет, так нельзя. Если уж вы завели собаку, то сами должны ею заниматься. А ты уже осмотрела дом?
– Не весь.
– Я же обещал тебе экскурсию. Ты должна хорошенько его изучить, а то свернешь не туда – и заблудишься. Может, начнем прямо сейчас?
Мне хотелось подружиться с Люком, и я решила принять его предложение. К тому же экскурсия обещала быть интересной, а прогулка могла и подождать.
Размеры дома превзошли мои ожидания – в нем оказалось не меньше ста комнат. Каждая из четырех сторон огромного каменного прямоугольника сама по себе являлась домом, и заблудиться здесь было действительно легко.
– Предание гласит, – сообщил мне Люк, – что один из наших предков имел четырех жен, которые жили в разных частях дома и долгое время не подозревали о существовании друг друга.
– Звучит как сказка о Синей Бороде, – заметила я.
– Не исключено, что фамилия Синей Бороды была Роквелл. История нашей семьи полна мрачных тайн, Кэтрин. Ты даже не подозреваешь, с кем породнилась!
Его светлые глаза наблюдали за мной с интересом, не лишенным цинизма; я вспомнила о нежелании Габриеля сообщить семье о нашей помолвке. Вполне естественно, что они видели во мне охотницу за богатством, – ведь Габриель унаследует не только этот дом, но также и средства, которые позволят ему жить здесь, не говоря уже о титуле баронета.
– Начинаю догадываться, – сказала я Люку.
Мы проходили через бесчисленные комнаты с высокими окнами и потолками, украшенными изумительной резьбой, со стенами, обшитыми деревянными панелями, со старинной мебелью. Я увидела огромные подвалы и просторные кухни, где сновали слуги, с подозрением косившиеся на меня; я побывала на трех балконах, как две капли воды похожих на балкон возле нашей спальни; я осмотрела массивные каменные колонны под балконами и гримасничающие морды горгулий.
– Похоже, вашим предкам нравились эти страшилища, – заметила я.
– Они должны были отпугивать непрошенных гостей, – объяснил Люк. – Согласись, вид у них и впрямь жутковатый. Кажется, будто они говорят. «Прочь отсюда! Убирайтесь, не то кирклендские черти утащат вас в преисподнюю!»
– Но ведь гости не всегда бывали непрошенными, – тихо пробормотала я.
– Наверное, наши предки были не слишком приветливы и не любили чужаков.
В картинной галерее он подвел меня к каждому портрету, подробно объясняя, кто на нем изображен. Первый сэр Люк – тот, что построил этот дом, – свирепого вида джентльмен в доспехах; Томас, Марк, Джон, несколько Мэтью и еще один Люк.
– В нашей семье принято давать детям библейские имена, – пояснил юноша. – Мэтью, Марк, Люк, Джон, Питер, Саймон и далее в таком роде вплоть до Энджела Габриеля[5]. Иногда я называю его Архангелом, и он страшно злится. Впрочем, с его именем действительно переборщили. Могли бы ограничиться простым Марком или Джоном… А что касается вот этого сэра Люка, то он умер молодым. Бросился с западного балкона.
Я взглянула на портрет, изображавший совсем молодого человека. Надо сказать, портреты были написаны столь искусно, что казалось, люди на них вот-вот шевельнутся и заговорят.
– А это, – продолжал Люк, – Джон, который сто лет спустя выбрал для себя такую же смерть. Он бросился с северного балкона. Странно, правда? Но я думаю, он просто решил последовать примеру Люка.
Мне не хотелось обсуждать такую неприятную тему, поэтому я отошла от портрета и двинулась дальше по галерее. Остановившись возле дамы в шляпе с перьями в стиле Гейнсборо, я услышала за спиной голос Люка:
– Моя пра-пра-пра-прабабка. Я не совсем уверен в количестве «пра».
Я продолжила осмотр галереи.
– А вот это – твой свекор! – показал Люк.
С картины на меня глядел молодой сэр Мэтью; его ниспадающий мягкими складками галстук являл собой верх элегантности, так же как и зеленый бархатный сюртук; он был румян, большие глаза сверкали, – короче, я убедилась в справедливости своей догадки, что в молодости он был изрядным повесой. Рядом висел портрет женщины – надо полагать, его жены. Она поражала хрупкой красотой и выражением покорности на лице. Это была мать Габриеля, умершая вскоре после его рождения. Здесь был и портрет самого Габриеля – юного и прелестного.
– Ты тоже сюда попадешь, – сказал Люк – Как и остальные, ты станешь пленницей холста… И через двести лет новая владелица дома придет сюда, чтобы посмотреть на тебя.
Я вздрогнула, охваченная внезапным желанием сбежать от Люка, от этого дома, от разговоров о самоубийцах.
– Пятница уже заждался, – сказала я. – Пора его вывести. Было очень мило с твоей стороны все мне показать.
– Но я показал далеко не все! Еще столько интересного.
– С удовольствием посмотрю в следующий раз, – твердо заявила я.
Юноша наклонил голову.
– Если мне захочется продолжить нашу экскурсию, – пробормотал он.
Я заторопилась вниз по лестнице и на полпути оглянулась назад. Люк стоял в галерее, глядя на меня, – казалось, он сошел с одного из портретов и сейчас вернется на место.
Остаток дня я провела с Габриелем. Мы совершили верховую прогулку по пустоши и вернулись перед самым обедом. Вечер прошел точно так же, как предыдущий.
Перед сном, стоя на балконе и наслаждаясь великолепным видом, я сказала Габриелю, что еще не побывала на развалинах аббатства и непременно отправлюсь туда завтра.