Кир, плакавший до этого, рассмеялся и сказал мидянину, чтобы тот возвращался и сохранял бодрость духа. Он, Кир, вскоре вернется и тогда мидянин сможет вновь увидеть его, и не раз, если только захочет.
Глава V
Так Кир возвратился в Персию и провел, как говорят, еще один год среди сверстников. Вначале они насмехались над Киром, упрекая его за то, что он будто бы приучился в Мидии к роскоши. Но когда все увидели, что Кир ест и пьет с таким же аппетитом, как они, и во время праздничного пиршества готов скорее отдать кому-либо часть своей доли, чем попросить прибавки, да к тому же заметили его превосходство над ними во всем, они вновь стали подчиняться Киру. А когда Кир вышел из детского возраста и перешел в разряд эфебов, он и среди них оказался самым доблестным во всех делах, самым выносливым и дисциплинированным, послушным у предводителей и исполненным уважения к старейшим.
Через некоторое время в Мидии скончался Астиаг и на царский престол вступил Киаксар, сын Астиага и брат матери Кира. Царь Ассирии, покоривший всех сирийцев (народ необыкновенно многочисленный) и сделавший своим подданным царя арабов, подчинивший гирканцев и осадивший бактрийцев, к этому времени решил, что если он ослабит мидийское государство,[36] то ему удастся установить свое господство над всеми окружающими народами. Ведь он полагал, что мидяне являются самым могущественным из всех соседних народов. Поэтому он разослал послов к своим подданным, а также к лидийскому царю Крезу, к царю каппадокийцев, в обе Фригии, в Пафлагонию, Индию, Карию и Киликию, с клеветническими обвинениями против мидян и персов. Царь Ассирии сообщал через своих послов, что оба эти народа, мидяне и персы, велики и могущественны, что они объединились и заключают брачные союзы между собой и что они представляют опасность для соседних государств. Если не принять своевременно мер, ведущих к ослаблению персов и мидян, то, нападая по очереди на своих соседей, они подчинят себе все народы.
Многие правители поверили речам этих послов, другие же были привлечены подарками и деньгами, в которых у ассирийского царя не было недостатка, и заключили с ним оборонительный и наступательный союз; Киаксар, сын Астиага, узнав о кознях, которые были против него затеяны, и о приготовлениях врагов, тотчас же сам начал принимать ответные меры, используя все возможности. Он отправил послов к персидским властям и к Камбису, царю Персии, женатому на его сестре. Обратился он и к Киру, прося принять на себя командование войсками, если персидские, власти их пришлют. К этому времени Кир провел десять лет среди эфебов и уже перешел в разряд зрелых мужей.
Кир принял это предложение, и совет персидских старейшин назначил его командиром войска, отправляемого в Мидию. Киру было дано право выбрать себе двести гомотимов,[37] каждому из которых, в свою очередь, предоставляли возможность выбрать еще по четыре человека из тех же гомотимов. В итоге получается тысяча человек. Каждому из этой тысячи назначили по десять пельтастов, по десять пращников, по десять стрелков из лука, набранные среди простого народа в Персии. Так образуется войско из десяти тысяч лучников, десяти тысяч пельтастов и десяти тысяч пращников. Кроме того, в это войско вошла и уже упоминавшаяся тысяча человек. Право набрать такое войско и было предоставлено Киру.
Назначенный командующим, Кир прежде всего принес жертвы богам. Получив благоприятные предзнаменования, он избрал затем двести гомотимов. Затем, когда каждый из них в свою очередь выбрал себе по четыре гомотима, он собрал их всех и обратился к ним со следующей речью:
— Друзья! Я избрал вас совсем не потому, что только сейчас оценил ваши достоинства. С детских лет я наблюдаю, с каким усердием и как ревностно вы исполняете все, что наше государство признает прекрасным, и как решительно отвергаете то, что оно признает дурным. Теперь я хочу сообщить вам, почему я и сам с большой охотой взял на себя это командование, и вас призвал на помощь. Мне хорошо известно, что наши предки ни в чем не уступали нам и всегда совершали такие деяния, которые считаются образцом добродетели и доблести. Однако я всу еще не могу усмотреть, чем они, обладавшие столь высокими достоинствами, обогатили персидское государство или самих себя. Как я полагаю, люди вступают на путь добродетели не с той целью, чтобы благородные и честные получали столько жизненных благ, сколько и дурные. Напротив, тот, кто в настоящий момент отказывается от наслаждений, делает это отнюдь не с целью навсегда отрешиться от радостей жизни, а ради того, чтобы ценой воздержания приуготовить себе многочисленные и разнообразные радости в будущем. Стремящиеся стать искусными ораторами добиваются своей цели не ради того, чтобы постоянно выступать с красивыми речами, но надеются своим красноречием убедить народ и воодушевить его на свершение многочисленных великих деяний. Точно так же люди, посвятившие себя военному делу, занимаются им отнюдь не для того, чтобы провести жизнь в ратных трудах, но рассчитывают, став искусными воинами, приобрести и для себя, и для своего государства благополучие, богатство и великую славу. Если же после всех этих усилий они допустят, чтобы из-за наступившей старости им нельзя уже было воспользоваться плодами своих трудов, то в этом случае я сравнил бы их с земледельцами, которые, стремясь стать образцовыми хозяевами, тщательно засевают свое поле и выращивают урожай, но, когда наступает время уборки, оставляют поле неубранным и дают зерну стечь обратно на землю. Точно так же я не могу признать благоразумным атлета, который после долгих упражнений добился возможности одержать победу, но на протяжении всей своей жизни ни разу не выступил на состязаниях. Пусть же это не случится с вами, воины! И поскольку с детских лет, как всем известно, мы учимся совершать благородные и прекрасные деяния, я призываю вас двинуться против врагов, совершенно не способных нам противостоять. Ведь те, кто умеет стрелять из лука, метать дротик и ловко сидеть на коне, но падают духом, когда надо переносить трудности и лишения, не могут считаться настоящими воинами, — а враги наши не умеют переносить трудности. Не являются настоящими воинами и те, кого побеждает сон, когда надо бодрствовать, — а враги наши не способны бодрствовать. И даже те, кто все это умеет, но не научился тому, как следует обходиться с союзниками и врагами, остаются, без сомнения, невежественными в науке величайшей важности. Вы же, напротив, способны совершать в ночное время все то, что совершают днем, и считаете труд основой счастливой жизни. На голод вы смотрите как на обстоятельство, способствующее аппетиту, а жажду переносите легче, чем львы. Самое же прекрасное достояние, более всего побуждающее к воинским подвигам, вы храните в своей душе: похвала вас радует более, чем что-либо иное. Но тот, кто желает заслужить похвалу, должен быть готов к любой опасности и перенести любую трудность. Если я, отзываясь о вас так, в душе придерживаюсь иного мнения, то я обманываю сам себя. За всякий ваш поступок, противоречащий тому, о чем я уже сказал, мне придется нести ответственность. Но, доверяя опыту и добрым чувствам, которые вы питаете ко мне, а также зная тупость наших врагов, я уверен, что не обманусь в возлагаемых на вас прекрасных надеждах. Так отправимся же смело в поход! Мы не должны опасаться, что нас могут заподозрить в стремлении завладеть чужим добром. Враг, вторгшийся ныне, первым нанес удар, и друзья призывают нас на помощь. Разве есть на свете что-либо более справедливое, чем защита от врагов, и более прекрасное, чем помощь друзьям? А то, что я начинаю поход, воздав должное богам, вселит в вас, как я полагаю, душевную бодрость. Вы ведь знаете, по давнему со мной знакомству, что не только великие, но и самые малые дела я начинаю, предварительно испросив благословение божества. В конце Кир сказал:
36
… если он ослабит мидийское государство… — Война Ассирии против мидян, имевшая якобы место во времена юности Кира, является чистейшим вымыслом Ксенофонта. Ассирийское государство прекратило свое существование уже в конце VII в. до н. э. Г. Брейтенбах (Указ. соч., стлб. 1710) полагает, что под именем ассирийского царя Ксенофонт изобразил последнего властителя Нововавилонского (халдейского) царства.
37
…выбрать себе двести гомотимов… — Греческое слово «гомотим» можно перевести как «имеющий равные права» (или привилегии). Этот термин, по-видимому, выдуман Ксенофонтом и образован по образцу спартанских «гомеев», как назывались в IV в. до н. э. полноправные граждане Спарты. Способ, при помощи которого персидские гомотимы формируют свое войско, также совпадает с тем, как в Спарте комплектовался знаменитый отряд из 300 так называемых всадников, которые, впрочем, могли служить и гоплитами. Эти «всадники» принадлежали к самым знатным спартанским родам и были своеобразной гвардией, личной охраной спартанского царя во время военных действий. 300 спартанцев царя Леонида, погибшие в Фермопильском ущелье, тоже, по-видимому, были таким отрядом.