Адмирал расположился в командирском кресле. Гречко подбежал к нему и устроился у него на коленях, довольно мурлыча.
— У тебя сообщение для адмирала, Гречко? — спросил доктор, беря питомца на руки.
— Дайте сводку по воздушным целям, — сказал Вольский. Он знал, что вполне мог ожидать еще одного боя, и запятнать свои руки еще большим количеством крови.
Роденко на мгновение замер, регулируя параметры, и глядя на экраны слева и справа от себя, словно пытаясь что-то проверить.
— Адмирал, — начал он. — Воздушных целей не наблюдаю. У меня ничего нет ни на одном экране. Я переключился с доплеровского радара на фазированные антенны, но все равно не вижу ничего.
— Ничего? А четыре группы надводных целей?
— Ничего, товарищ адмирал. Эсминцы, преследовавшие нас, пропали. Я вижу побережье Ньюфаундленда, то есть системы работают нормально, но никаких надводных или воздушных целей. Кроме того, я не вижу места взрыва. Система должна засекать столб водяного пара, но там ничего. Мы снова перенесли странный энергетический импульс, возможно, работа наших систем нарушена, как в прошлый раз. Побережье засечь легко, но корабли на такой дальности и следы ядерного взрыва могут не фиксироваться.
— И на фазированных и на доплеровских радарах? Полагаете они все еще там, но мы не можем их видеть? Возможно, Роденко, вы правы, но более вероятно, что это те же сбои, что и в последний раз, когда мы видели море в таком состоянии.
Вольский посмотрел на плоский настенный экран в задней части мостика, на который выводилась картина с третьего «Железного дровосека», несущего свою вахту. Корабль направлялся прочь от места взрыва, и теперь приходилось полагаться на камеры, чтобы иметь возможность увидеть гриб 15-килотонного взрыва, и то в основном по тепловому излучению. Сигнал был неустойчив, и изображение разбивалось на пестрый набор пикселей.
— Как я тоскую по аналоговым приборам, — вздохнул он. — На них бы мы видели картинку в любом случае, разве что несколько размытую. — Но эта цифровая ерунда? Или нормально, или никак, — сделал он очевидное заключение.
— Федоров, — спокойно сказал он. — Я прошу вас выйти на наблюдательный пост и проверить, есть ли вокруг самолеты. Возьмите капитанский бинокль и немедленно проверьте, есть ли вокруг что-либо, чему место в музее. Помимо того, дайте мне знать, если заметите гриб от ядерного взрыва. Он должен находиться к юго-востоку от нас и еще быть виден. — Если имели место сомнения, всегда следовало полагаться на человеческие глаза.
Федоров взял бинокль и вышел. Некоторое время спустя он просунул голову в люк.
— Ничего, товарищ адмирал, — сказал он с улыбкой. — Никаких следов взрыва. На горизонте чисто и спокойно. Я не думаю, что системы Роденко вышли из строя. Как мне представляется, корабль в порядке. По крайней мере, он верно реагирует на действия рулевого.
— Верно, — сказал Вольский. — Но только куда же нам его направить, Федоров? В прошлый раз мы переместились на семьдесят лет назад![116] – Вольский пожал плечами. Он ничего не мог поделать. Внезапное исчезновение атакующих самолетов и кораблей принесло с собой полное опустошение, а исчезновение гриба и резкая перемена погоды слишком напоминали то, с чем они столкнулись в прошлый раз. Что-то явно было не так, и дело было определенно не в корабельных РЛС.
— Тарасов? — сказал он. — Видите на сонаре надводные цели, которые мы отслеживали ранее?
— Никак нет. Пассивные системы все еще испытывают последствия взрыва нашей боеголовки, но я не слышу даже последствия взрыва. По моим оценкам, они должны быть слишком далеко для обнаружения активным гидролокатором, но мы можем попытаться.
— Нет, я не думаю, что это необходимо, — сказал адмирал. — Что-то подсказывает мне, что этих кораблей и самолетов рядом с нами больше нет. Хотя возможно, они… Они, похоже, исчезли, но я считаю, что точно нам скажет только время.
Федоров кивнул головой, поняв, на что намекает адмирал.
— Что же, — сказал он. — По крайней мере, мы живы и здоровы. Корабль исправен, и я полагаю, что со временем мы узнаем, что случилось, как в прошлый раз.
— Совершенно верно, старпом, — сказал Вольский. — Со временем. Мы, очевидно, где-то находимся, и, несмотря, на все это зеленое месиво, похоже, что это все еще Атлантический океан. Мы точно знаем, где мы. Один вопрос – когда?