Сергей слушал жену молча, не поднимая головы. Да и что он мог ответить любимому человеку на крик его души, если сам, работая по специальности изо всех сил, имея высокую квалификацию… А сидит теперь, без вины виноватый. И перед Татьяной стыдно, и, более того, сам себе противен до одурения. Нынешнее положение не сулит приемлемой перспективы, а что-то иное в голову не приходит. Не в торгаши же подаваться? Что осталось? Оправдываться? Уговаривать жену чего-то подождать? Так она давно оптимист, а потому твердо уверена, что завтра будет ещё хуже! Объяснять сейчас Татьяне, что не он создал столь странные условия работы и ее оплаты, да и всю совокупность условий, в которых барахтаются теперь честные люди? Не надо всё на него списывать! Только какие, к черту, помогут объяснения! Назрело давно, но теперь прорвало!
Пожалуй, Сергей надолго окунулся в свои размышления, поскольку Татьяна уже развивала другую тему:
– Вчера днем хозяйка квартиры заходила. Умоляла наперед ей заплатить, если деньги имеются. Как же ей откажешь – отдала! (А что у нас осталось?) Хорошая ведь женщина, только горемычная – старший сын по лагерям скитается, а младший, балбес великовозрастный, нигде не работает который год, но не просыхает. Она же его и поит на свою пенсию, а иначе он обещает мать с балкона уронить. Представляешь? Вырастила детишек на свою погибель! Тоже ведь не досыпала, во всём себе отказывала, мечтала, что людьми станут достойными… Ещё и ей когда-нибудь помогут. Горе-то какое у людей, куда ни глянь! Сколько горя…
Сергей не удивился тому, что жена всей душой восприняла ещё одну неупорядоченную судьбу. Всё произошло бы не иначе, даже при условии, что они вовсе не снимали бы у этой женщины квартиру, а лишь случайно где-то с ней пересеклись. Чужая боль всегда находила Татьяну и она, искренне сочувствуя людям, в какой-то мере брала их беды на себя, а потом не могла заснуть или во сне металась, вскрикивала, стонала.
– Танюш! Как считаешь, нам лет через двадцать, или даже пятьдесят, поверят? – прерывая супругу, задумчиво спросил Сергей.
Она уставилась на мужа в недоумении:
– Ты о чем?
– Знаешь, я сейчас представил, что пройдут годы, и мы перед кем-нибудь станем хвалиться, будто за всю жизнь ни разу не поссорились…
– Вот ещё! Я распинаюсь о сокровенном, а он, видите ли, про ссоры думает! Он весь в будущее устремлен… Дурачина-простофиля! Впрочем, нам с тобой, без сомнения, все поверят, кто хоть немного с тобой знаком! Потому что ссориться с тобой я не умею… и не научусь, наверное! Потому что мы – одно целое. Ты и я – это мы! И Андрюшка наш, конечно, тоже одно целое! За это я тебя и поцелую! Ты же – хитрющий – умеешь сердцем бедной девушки овладеть!
Но лишь Татьяна намерилась пересесть к мужу на колени, чтобы обвить его шею руками и рассказать о сегодняшних подозрениях, как ураганом влетел Андрюшка в обнимку с медвежонком. Выспавшись, он сам соскочил с постели и, наконец-то обнаружив дома отца, бросился к нему:
– Папа! Вот! Ты никогда не обижай Мишутку! Он такой несчастный. Он свою маму в лесу потерял, а у нас пока не освоился. Я его сам научу! Загляни ему в глазки! Видишь, какой он умный? А ведь совсем-совсем маленький. Он вырастет и станет большим и страшным зверем. И будет меня защищать. Давай ему берлогу построим?
– Да где же нам ее разместить? – воскликнула Татьяна. – У нас папины штиблеты полквартиры занимают!
– Мама! А кто же ему поможет, если не мы? Он же такой незащитный, такой косоногий!
На лицо Татьяны пролилось восхищение сыном:
– Раз он такой незащитный, то придется нам потесниться. Так что, Солнышки мои ненаглядные – большое и маленькое – у вас появилась ещё одна общая задача. Думайте же, где берлогу строить, а меня стирка ждет. Ведь жизнь продолжается! Не правда ли, мужики мои, дорогие?
– Конечно, продолжается! – поддержал супругу Сергей. – И только она, жизнь, нам всё расскажет – кого возвысит, кого накажет!
Татьяна засмеялась. Она догадалась, что мужу не дает покоя происшествие на работе. Он всегда зачем-то чужую беду примеряет на себя. Хотя, понятно, ведь не без его участия всё случилось, пусть и без его вины. Поэтому Татьяна мужу подыграла.