Фернан мысленно потирал руки. Если Стефан не знает, как подступиться к девице, значит, она ему не достанется. По крайней мере сегодня, а потом… Потом он сам подберёт к ней ключик. Она, кажется, далеко не дура и с ней можно договориться.
Обед в основном прошёл в молчании. Голос подавал лишь канцлер, да и то только в одном ключе: восхищался поданными блюдами и восхвалял искусство здешнего повара. Фернан помалкивал, хотя еда тоже пришлась ему по вкусу. Ничуть не хуже той, что была подана на поминках, и гораздо вкуснее того, что он ел в доме самого графа.
Под конец Стефан попросил пригласить повара, он желает высказать ему свой восторг. Молчаливая Александра качнула головой, щёлкнула пальцами и через пару минут в столовую вошла полная, улыбчивая женщина в фартуке и с поварёшкой.
— Это Марта, — сказала герцогиня ледяным тоном, — именно она готовит в этом замке. Всё, что вы сегодня ели, её рук дело.
Фернану было приятно видеть, как его приятель опешил. Стефан столько раз излагал при нём своё мнение, будто женщины готовить не умеют, разве что самое простенькое, то, что пристойно подавать в харчевнях, но не на стол высшего дворянства. А тут придётся говорить комплименты тётке.
Ничего справился. Опытный царедворец не дал заметить, что что-то не так. А после обеда предложил Александре прогуляться и поговорить. Она отказалась: слишком холодно и дождь начинается. Согласилась пообщаться в пресловутой малой гостиной в присутствии Фернана. Он же теперь опекун и жених? Значит, без него она никаких вопросов обсуждать не имеет права.
Что это было? Трезвый расчёт или она просто боится канцлера, вот и воздвигает между ним и собой преграды? Неважно, главное, она не поддалась на его уловки и обольстить её он не сможет. Не успеет и она не позволит.
Действительно, разговора толком не получилось.
Стефан старался как никогда, менял стиль и манеру, подкатывался то так, то эдак, но Александра ни разу не сменила свой ледяной тон на что-то более приятное. Даже на шутки реагировала бесстрастно, не смеялась, хотя Фернан видел: поняла.
На все речи канцлера отвечала примерно одно и то же: всё поняла, осознала, что решение императора правильное и он желает ей только добра. Выйдет замуж, когда пройдёт срок траура, а до этого будет слушаться своего опекуна. Если через него с ней будет говорить сам канцлер, а иногда и его величество, тем лучше.
Попытки Стефана что-то разузнать разбивались о стену непонимания. Да, девушка отвечала на вопросы, но очень лаконично: да, нет, не знаю, может быть. Имя того, кто вёл здешнее хозяйство, не выдала. Делала вид, что это целиком заслуга её отца, выражала опасения, что не справится без него и Кирвалис больше не будет приносить прежних доходов.
Почему-то её отрицание больше, чем что бы то ни было, убедило Фернана в том, что она отлично знает таинственного управляющего, просто не хочет выдавать его канцлеру. Не потому, что тот сделает с этим незнакомцем что-то плохое, а из вредности.
В конце концов Эстеллис сдался. Поцеловал Александре руку, сказал, что надеется на её благоразумие, и вернулся в свои покои. Призвал Фернана и битый час втирал, как следует вести себя с невестой. Ни в коем случае не конфликтовать, не пугать, не злить, но твёрдой рукой вести её к алтарю. После свадьбы его долг — представить жену ко двору. Да и самому показаться там в роли герцога Кирвалисского неплохо, пусть все узнают, каких высот может достичь умелый маг.
По его виду и тону Фернан понял, что Стефан крайне раздосадован неудачей с покорением молодой герцогини. Он явно возлагал на это большие надежды, но они не оправдались. С одной стороны это его радовало, а с другой… Граф Эстеллис не признавал неудач, это знала вся империя. Если не получилось сейчас, он из кожи вон вылезет, но добьётся своего позже, при более благоприятных обстоятельствах.
Возможно, канцлер попытался бы взять реванш за ужином, но его им подали в комнаты. Слуга, принесший поднос, пояснил: её светлости нездоровится, она слишком тяжело пережила свою утрату и сейчас не хочет никого видеть. Получалось, что на новый приступ сегодня пойти не удастся, а завтра Стефан обязан был явиться перед светлые очи его величества. Он и так задержался в Кирвалисе. Так как портал во дворец ещё не был готов, чтобы не опоздать к императору с докладом, ему необходимо было выехать из замка на рассвете. Фернан выражал приятелю сочувствие, а сам в душе потирал руки: наконец-то гордый Эстеллис обломался. Вернее, его обломали. И кто? Сельская девица, совершенно несведущая в тонкостях светских интриг. А самое приятное, что эта девица — его будущая жена и сильная ведьма.
Вечер был ненастным, а утро наступило ясное, хоть и холодное. Фернану пришлось встать ни свет ни заря, чтобы проводить своего благодетеля. Александра не соизволила выйти, но прислала корзину с угощением и запиской, в которой желала счастливого пути.
Канцлер таким её демаршем был очень недоволен и не скрывал этого, срывая злость на окружающих. Готов был даже демонстративно швырнуть на землю присланную корзину, но вовремя вспомнил, что до города порядочно езды, а делать в дороге нечего, только жевать.
Фернан пережил бурю, пронесшуюся над его головой, выслушал напутствия, звучавшие, как проклятья, усадил Стефана в карету и, когда она тронулась, помолился Доброй матери и всем богам, чтобы тот благополучно вернулся в столицу и оставался там как можно дольше, забыв о Кирвалисе и его герцогине.
Карета канцлера миновала ворота и Фернан уже собрался уйти в тепло, как вдруг она же влетела обратно.
Что? Почему? Зачем?
В голове у мага пронеслись несколько ужасных сценариев, объясняющих это возвращение, и только потом он присмотрелся к карете. Другая! Похожая, но другая! И кучер не тот! Вместо степенного возницы в чёрном на козлах молодой парень в синей куртке и с красным шарфом. У него от облегчения даже ноги обмякли.
А карета остановилась у крыльца и из неё ловко выпрыгнула весьма привлекательная дама средних лет с пронзительным взглядом. Махнула Фернану рукой, подзывая, и во всеуслышание произнесла:
— Эй, ты, да, ты, пойди сюда. Скажи, где моя племянница? Спит? Так пойди и разбуди. Скажи: тётя приехала.
Я сделала всё возможное и невозможное, чтобы избежать общения с канцлером. Это такой хитрый тип, что не хочешь, а проговоришься и выдашь себя. Поэтому моя роль в нашей беседе сводилась к повторению заранее придуманных фраз. Не знаю, что этот Стефан Эстеллис себе вообразил, но вёл себя так, как будто это он — мой жених, желающий любыми способами добиться благосклонности невесты. Хорошо ещё, что настоящий жених рядом сидел, какая-то страховка. Хотя… Если бы канцлер на самом деле решил меня обольстить, вряд ли его подпевала стал бы для него препятствием.
Утром я ловко избежала ритуала прощания, изобразив, что в такую рань сплю без задних ног. На самом деле на рассвете я была уже в полной боевой готовности: в платье, с причёской, так, чтобы в любую минуту выйти к канцлеру, если он, паче чаяния, вдруг решит, что обязательно должен меня увидеть и сказать ещё пару банальностей.
Стоя у окна в кабинете на третьем этаже, я видела, как он злился, садясь в карету. К счастью, ни он, ни женишок понятия не имели, что я могу на них смотреть. Окна тех моих комнат, где они побывали, выходили на совсем другие объекты. А я не пыталась приподнять занавеску, гораздо удобнее смотреть сквозь тюль.
Мой пост располагался настолько высоко, что для того, чтобы посмотреть на эти окна, стоя во дворе, пришлось бы задирать голову. Ничего подобного графу Стефану в голову не пришло. Он со злобой сунул на сиденье корзину, которую Марта собрала ему в дорогу, плюхнулся сам, грум захлопнул дверцу и карета вихрем рванулась с места.
Никто из провожающих не видел, как почти сразу за воротами она чуть нес толкнулась с другой каретой такой же чёрной и большой, только не уезжавшей, а приехавшей. Жених мой даже уйти не успел, как она остановилась как раз напротив него и из неё вылезла женщина.