M-lle Бюш всю ночь проплакала над этим письмом: ведь у нея даже не было того гнезда, о котором писал Ромодин. Этот погибший человек не заметил, что режет ее ножем: нет у нея гнезда, какое бывает у самой ничтожной птицы,-- нет и нет. Она гувернантка-кукушка, для которой жизнь проходит боком, с чужими радостями и чужими слезами. Да, она любила Ромодина, созданнаго ея собственным воображением... А настоящий Ромодин, в приписке к письму, говорил: "не пишу ничего о Дарье, потому что уверен, что святая девушка пригреет ее и не оставит". Он угадал, и m-lle Бюш даже покраснела от скрытаго в этой фразе чувства: он уверен -- чего же больше? И потом, как хорошо сказано: "пригреет",-- да, она уже пригрела эту жертву помещичьяго темперамента.
Зиночка занималась с братьями в детской, когда приехала m-lle Бюш. Девушка не ожидала этого визита и бросилась гувернантке на шею.
-- Мне нужно с вами поговорить,-- ответила m-lle Бюш с особенной серьезностью.-- Пойдемте к вам в комнату.
-- Не в мою, а в вашу: я заняла ваше место.
M-lle Бюш не сняла даже меховой шапочки и все время держала свои маленькия холодныя ручки в муфте. Зиночка почувствовала готовившийся удар, но спокойно задала детям работу и пошла за гувернанткой.
-- Вы не пугайтесь, моя хорошая...-- начала m-lle Бюш, оглядывая свою комнату, в которой провела десять лет:-- Бржозовский бежал...
-- Только-то?
-- Нет, есть и еще неприятная новость: он воспользовался доверенностью вашей мамы и стащил все деньги, какия были... Кроме того, я слышала о каких-то векселях, которые выдавала мама. Одним словом, выходит самое некрасивое дело, но вы не падайте духом...
-- А что же папа?..
Этот вопрос смутил m-lle Бюш, и она пробормотала что-то такое несвязное, чего Зиночка не разобрала. Папа, конечно, приедет, но пока его задерживают дела; вообще, необходимо приготовиться ко всему. Но Зиночка уже не слушала ее, счастливая одною мыслью, что Бржозовский больше не будет приезжать к ним. Ее неприятно поразило только слишком большое участие m-lle Бюш,-- то участие, с каким являются на похороны.
VII.
В дневнике Зиночки, через месяц, было написано следующее: "Мы разорены окончательно... Вчера приезжал судебный пристав, долго о чем-те говорил с мамой, а потом опечатал все наши вещи. Мама очень разстроена. Что касается лично меня, то я...-- мне, право, тяжело выговорить это слово -- я почти рада этому. Да, я рада нашей бедности, которая окончательно поставит кисейную барышню на собственныя ноги: буду сама зарабатывать себе кусок хлеба. M-lle Бюш говорит, что продадут решительно все, начиная с дома, и даже рояль. Да, и рояль продадут,-- единственную вещь, которую мне жаль. Я каждый день теперь подхожу к нему и долго смотрю, точно этот рояль что-то живое, даже больше -- родное... Через несколько дней мой инструмент будет принадлежать другому, и я напрасно стараюсь представить себе этого "другого", который ходит по аукционам и за полцены скупает чужия вещи. Ужасный человек, о котором я не могу думать без ненависти... Чуть не забыла: еще жаль мне разстаться с "Рогнедой". Это самая умная лошадь у нас, отлично ходит под дамским седлом и понимает каждое мое слово,-- может-быть, это немножко и сильно сказано, но все любители животных думают в этом роде, потому что хочется в любимом животном найти такое понимание и хотя слабый ответ на собственное чувство. Бедныя девушки не играют ея роялях и не ездят на дорогих рысаках... Кисейная барышня, мужайся!.. Кстати, прислуга, заслышав о нашем разорении, начинает грубить всем, и меня удивляет черная неблагодарность этих младших братьев. Я делаю вид, что ничего не замечаю: нужно учиться выдерживать характер, как m-lle Бюш. Больше писать решительно некогда: с одними ребятами хлопот по горло".
Обстоятельства полной ликвидации последовали очень быстро.
Прежде всего проданы были прииски, а потом дом. Оставалась распродажа движимаго имущества -- мебель, платье, цветы, лошади, экипажи. На парадных дверях подезда уже целую неделю висело печатное обявление судебнаго пристава о дне продажи с торгов. Когда Зиночке посоветовали припрятать кое-какия золотыя безделушки, она отказалась наотрез: это дарил папа, и оно должно итти в счет его долга.