- Чудесный праздник, не правда ли?
Задумавшаяся Кира вздрогнула.
На место невестиной невестки, вдохновенно распевающей сейчас кабацкую лирику Стаса Михайлова, присел весьма импозантный персонаж.
У персонажа были длинные чёрно-седые волосы, собранные кое-как сзади в неряшливый пучок. Пряди высыпались из него, пушась и топорщась вокруг мышиного, морщинистого личика с острыми скулами, украшенными красными пятнами чахоточного румянца. Вид у старухи был взъерошенный и лихорадочный, как у человека… слегка не в себе.
- Мда, - скривилась Кира. – Чудесный…
Она смерила свою соседку презрительным взглядом, отмечая и жуткое плюшевое платье с заскорузлым кружевным воротником, и растоптанные башмаки на голую костлявую ногу… Всё это великолепие пахло нафталином, старостью и духами на розовом масле.
- Мне кажется, - приветливо продолжила старуха светский разговор, - когда вы соберётесь замуж, душенька, у вас торжество будет не хуже…
- Не сомневайтесь! – фыркнула Кира. – Только я ещё закажу клоунов и гармониста!
Старуха радостно закивала, не уловив, должно быть, сарказма:
- О да! Замечательно! Блестящая идея!
Ну что за дура деревенская? Кира закатила глаза:
- Такая же блестящая, как и жуткая кофточка нашей двухцентнерной тамады… Я что похожа на ту, кто может организовать собственную свадьбу подобным плоским образом? Ужас. Как можно настолько не разбираться в людях? – возмущённая донельзя она подхватила свой бокал с вином. – Да я бы ни за что не скатилась до этого уровня… Фу – эти тосты, эта кошмарная ведущая, эти примитивные лозунги и дурацкие шарики, эта дешёвая турбаза… Как можно? - она отхлебнула из бокала и сморщилась. – Мерзкое дешёвое вино – сюда же. Небось, Краснодарская бормотуха… Что ещё здесь можно ожидать?
Старуха почему-то ужаснулась и вытаращила глаза:
- Дорогая, что вы! – она потянулась через тарелки и поспешно развернула бутылку этикеткой к себе. – Это же настоящее бордо! Я лично привезла два ящика Лизоньке на свадьбу – это мой подарок. У меня собственные виноградники, деточка, и вино считается одним из лучших на юге Франции…
Кира поперхнулась и закашлялась. Соседка заботливо постучала её по спине острым и крепким кулачком.
- Вот вы говорите, дорогая, «дурацкие шарики», «дешёвая турбаза»… Ещё что-то там… А разве, вы простите меня, старуху, если я сейчас сморожу какую-нибудь стариковскую глупость, но… Разве всё это важно? Разве так уж необходима вся эта мишура двум любящим сердцам и их друзьям, которые пришли разделить с ними счастье? При чём здесь шарики? Насколько мне известно, - она протянула прокашлявшейся, наконец, девице салфетку, - этот антураж вообще остался после свадьбы, которую здесь играли вчера…
Кира промокнула выступившие на глазах слёзы и только теперь сообразила, что именно показалось ей в речи собеседницы необычным – чуть заметный, грассирующий акцент.
- Вы, вообще-то, кто?
- Я? А! прошу прощения, не представилась сразу, - старушенция ощерилась вставными зубами. – Я старый… как это… друг… нет, подруга твоей бабушки. Живу во Франции, как уже говорила. Далековато, да… Но на свадьбу моей дорогой Бабетты не могла не приехать – такое событие! Увидеть её счастливой, познакомиться с её семьёй – для меня огромное удовольствие, да… Вы очень похожи на свою грандмаман, Кира. О, поверьте! Действительно!
- Ну да, - вяло хмыкнула Кира: обычный старушечий трёп о том, кто на кого похож и как сильно вырос.
Всё скучнее и скучнее… Ещё этот глупый стыдный конфуз с вином… Гостья с тоской посмотрела на украшенный цветочной гирляндой выход. За ним виднелась охристая дорожка, ведущая к автомобильной стоянке… Там ждал её преданный красненький «ярик»… Чтобы унестись отсюда как можно скорее и как можно дальше… Куда бы поехать? Может, в «Аквариум»? Там сегодня должна быть зашибенная туса… На работу завтра не вставать, поэтому можно позволить себе слегка покуролесить…
- Знаете, ээээ…
- Бригитта, - с готовностью подсказала соседка.
- Да. Мне пора, пожалуй. Я заскочила только на минуту – засвидетельствовать, как говорится. Полно дел…
Старуха сочувственно кивала, как китайский болванчик:
- О! У молодых всегда дела, да! Они всегда бегут, торопятся, боятся не успеть. Как говорил мой дедушка Годфруа Морель, глядя на нас – тогда ещё молодых и буйных: жаль, дети, говорил он, что вы пробегаете всю свою молодость, так и не почувствовав её аромата… Что он имел в виду, я поняла гораздо – о гораздо! позже… Как и то, что дедушка мой, человек необразованный и где-то даже тёмный – был далеко не дурак… О да, далеко не дурак! Знал старичок, о чём говорил. Я вот сейчас, - она уронила старческую сентиментальную слезу в скомканную бумажную салфетку, - оглядываюсь назад и что? Что есть вспомнить мне о своей весне? Мелкая суета и грандиозные страдания по пустячным поводам… Всё на нерве и всё – в себе… Вот, дитя моё, что есть человеческая юность – пустой фейерверк. От которого много трескотни и мало проку…