И, окрылённая, Кира рванула по дорожке. Сзади раздавался совместный топот озадаченных фрейлин. Всех, кроме одной. Той, что ходила вместе с Гретой согласовывать детали сделки.
Она отстала. Остановилась. Задумчиво пожевала уголок кружевного платка… А после развернулась и, подхватив юбки, со всех ног бросилась в противоположную сторону – в сторону дворца. Точнее – в сторону покоев госпожи Вайнцирль.
-------------------------------------------------------------------
Он стоял, опершись на свою поганую лопату, над которой вились докучливые мухи, и ждал. Будто и не сомневался, что принцесса прибежит. Что легкомысленная и легкодумная вертихвостка, падкая на глупые безделушки, не устоит против такой крутой заманухи, как горшок с бубенчиками.
Предмет торга находился тут же, у ног своего создателя. Он фальшиво вызванивал какую-то незамысловатую песенку и источал сладчайший аромат цветущей акации. Вместе с запахом свинарника коктейль получался настолько ядрёный, что Киру замутило.
- Что ж, - сказала она, морща нос, - давай поскорее покончим с этим…
Свинопас не возражал. Он ухмыльнулся, отёр рот грязным рукавом куртки и принялся взимать плату.
- Раз… - шептали фрейлины, замирая от сладкого ужаса, - два…
Ударяясь сухими губами о его твёрдые и крепко сомкнутые уста, задерживая дыхание от нестерпимой вони, Кира старалась сосредоточиться на счёте. Каждая отмерянная девичьим хором секунда приближала её к предполагаемому освобождению из плена непонятно кем организованной мистификации.
«Целовальщик, блин, - мысленно ругалась принцесса, - если бы это был не актёр, исполняющий роль, я бы очень удивилась – зачем парень попросил поцелуев, а ведёт себя при этом, как деревянный чурбан…»
На семьдесят восьмом поцелуе она отвернулась от свинопаса и оглядела подозрительно примолкших фрейлин: посреди цветных, жизнерадостных шелков чернела тафта глухого платья госпожи Вайнцирль. Её каменное лицо не выражало ровным счётом ничего, кроме бестрепетной, бескомпромиссной суровости. Не сказав ни слова, она развернулась и зашагала в сторону дворца…
Спустя час обер-гофмейстерина явилась в покои принцессы в сопровождении двух дюжих лакеев и передала волю короля: убираться на все четыре стороны, навсегда позабыв свой род, имя и звание. Как пастырь подданных своих, его величество не потерпит столь буйного разврата среди юных девиц Большемокрицких земель. Его долг – искоренять нечистоту любыми, даже самыми суровыми способами. А как отец… Как отец, он более не хочет знать, что у него была дочь по имени Луиза-Вельгельмина-Фредерика.
«Вышвырнули, - подумалось по дороге к дворцовым воротам, - прям, как бедную Марту… С той же мотивировкой…»
Кованые створки ажурных ворот захлопнулись за спиной. Кира стояла на жёлтой грунтовой дороге, которая ранее так манила её из окон дворца. Вдали дребезжала удаляющаяся в сторону деревни телега.
Прошлась туда-сюда вдоль ворот.
Посидела на нагретом солнцем валуне.
Глухо. Ничего не менялось. Светило летнее солнце, стрекотала саранча в траве, пылила удаляющаяся телега… Или нет? Или это уже не телега… Кажется, всадник… Тянущий за повод оседланного заводного…
Протяжно заскрежетали, а после железно клацнули ворота, выплюнувшие на большую дорогу, вслед за согрешившей принцессой совратившего её свинопаса. Тот, заметив изгнанницу, гордо вскинул подбородок.
- Тоже выперли? – осведомилась принцесса. – Ну извини. Не я твою свинскую карьеру разрушила. Ты сам виноват…
Всадник, пустивший коня в галоп, приближался…
- Да будет вам известно, ваше бывшее высочество, - на лице совратителя был написан нескрываемый торжествующий триумф, - что я вовсе не тот, за кого себя выдавал! Я вовсе не чёрный смерд – тем более не свинопас, я…
- А! – осенило Киру. – Точно! Я и забыла совсем! Ты ж по сказке…
- …принц! Тот, чью любовь, чьи искренние дары вы жестоко отвергли. Мало того – вы посмеялись над ними: над цветком, который посадила моя бабушка, вдовствующая герцогиня, в тот день, когда я родился! и над соловьём, услаждавшим сердце моё в те минуты, когда я мечтал о вас!..
Наконец, грохоча копытами, прибыл всадник. Резво вывалившись из седла и поклонившись своему господину, он принялся развязывать седельную сумку.