Что касается того, как я определяю тематику материалов, — ну, у нас есть еженедельное планирование. И это в большей степени коллективный процесс. Мы встречаемся с руководителями подразделений, они представляют основные темы дня, мы их обсуждаем, какие-то вычеркиваем, какие-то добавляем, ставим акценты. Вот, собственно, и все. Надо сказать, что я ни одного материала не прочел заранее, то есть у нас нет предварительной цензуры.
Злобин: Я бы не называл эти обвинения голословными, не отмахивался бы от них. Но сейчас речь о другом. Ты хочешь сказать, что ты сам впервые видишь материалы уже в ленте новостей?
Киселёв: Да. И на наших многочисленных ресурсах в сети. У нас нет не только предварительной цензуры, но и цензуры после публикации. Разумеется, это не означает, что у нас нет профессиональных ошибок. Они есть. И как в каждой редакции, мы их разбираем. Это нормальный процесс. Исправляемся, если появилась новая информация, как в случае с «Новичком», или если есть ошибки — как в материале про Владимира Мединского. Там суть была в чем: Мединский пришел в Совфед на правительственный час, и Людмила Нарусова подняла вопрос о его диссертации, сказав, что эта история не вписывается в рамки морали. Валентина Матвиенко ей возразила в том плане, что во время правительственного часа нужно обсуждать повестку дня, а все не относящиеся к ней вопросы можно прояснить в другое время. Сам Мединский сказал, что не против обсудить свою диссертацию, и продолжил первоначальную тему дискуссии. А наши потом приписали, что, как мы помним, Мединского подозревали в плагиате докторской диссертации, но министр образования и науки Ольга Васильева сказала, что плагиата не было.
Злобин: Так плагиата в диссертации Мединского действительно не было. Были претензии к уровню самого текста, но это уже вопрос совсем другого порядка. Я сам публично выступал против обвинений в плагиате. Что касается его интерпретации истории — это вопрос не к СМИ или суду. Это вопрос к экспертному сообществу. Мне казалось, что было бы полезно просто развернуть научную дискуссию по этим вопросам и уже в ее рамках доказывать, что доводы Мединского несостоятельны. Именно это я публично и предлагал тогда.
Киселёв: Уточню: его обвиняли не в низком уровне, а в отсутствии научной ценности. Совсем, как говорится, другой коленкор. Сказали, что он слишком ангажирован, что у него есть позиция.
Злобин: Здесь я на стороне Мединского, я его защищал в том споре. А научная ценность — вещь слишком субъективная. Тут действительно нужна дискуссия с привлечением разных экспертов и специалистов. Я был в свое время членом Ученого совета в МГУ и могу лишь подтвердить, что разные исследователи воспринимают и оценивают научную ценность очень по-разному. Особенно если автор идет наперекор неким сложившимся стереотипам и академическому мнению. Но я был уверен, честно говоря, что этот вопрос с Мединским уже исчерпан.
Киселёв: Оказалось, не до конца. Я тогда просто возмутился. Говорю: «Ребята, что мы пишем? Во-первых, научная работа была проверена на плагиат, зачем опять поднимать эту тему? Если вы ее все-таки поднимаете, то не ссылайтесь, пожалуйста, в таком ключе на министра Васильеву, потому что это выглядит, как будто она прикрыла министра Мединского административным ресурсом. Я не против, чтобы мы писали про плагиат, но тогда давайте писать как есть. Что была проверка и по ее результатам ни плагиата, ни подлога не обнаружено. А споры вокруг диссертации Мединского реально шли о свободе научного поиска и свободе научной мысли. Если мы хотим это запретить, то уж, извините, выходит и нелиберально, и ненаучно. Так давайте и напишем как есть. Зачем же наводить тень на плетень? Не надо фигу держать в кармане. Повода нет. Исправляем материал, потому что он фактически неверен. Дойдите до журналиста, который это написал, похоже, в ночную смену, и объясните ему редакционную политику компании. Пишем как есть». Вот и всё. Так вот — это цензура или нет? Думаю, нет. Мы просто обсуждаем суть. Я всегда открыт, а молодые коллеги-руководители в агентстве работают, надо сказать, очень инициативно. И я многому учусь у них.
В 2013 году, когда президент Путин своим указом создал МИА «Россия сегодня» и назначил меня гендиректором, образовалась прекрасная команда. Маргарита Симоньян, Сергей Кочетков, Антон Анисимов, Алексей Орлов, Дмитрий Горностаев, Андрей Благодыренко… Много молодых людей. Они работают просто блестяще. Общими усилиями нам удалось создать атмосферу полной свободы творчества и в разы увеличить свою аудиторию в сети. Скажем, раньше внутри России у RIA.RU было менее миллиона ежедневных пользователей — и это при платном трафике, то есть мы оплачивали переход на наш сайт по ссылкам. А сейчас у нас четыре миллиона, а в пиках, в период информационного голода перед выборами, когда людям хотелось понять, что к чему, нас посещало больше шести миллионов. Шесть с лишним миллионов ежедневных пользователей! Так сказать, больше — только «Яндекс». Мы главный информационный ресурс страны. У нас десять миллионов подписчиков в соцсетях. Мы лидируем по цитированию в соцсетях, лидируем по цитированию в СМИ, лидируем по ежедневным заходам. Кроме того, мы создаем уникальные продукты. Например, сделали канал «Ток» с видеофрагментами и оригинальным дизайном. А сейчас готовимся внедрить новую технологию, которая значительно обновит наш сайт, и мы сильно продвинемся вперед. То есть если иметь в виду тридцать миллионов ежедневных заходов в российском интернете на информационный рынок, то из них у нас четыре-шесть миллионов — это серьезная доля. Это абсолютно чистая конкуренция — пожалуйста, пишите что хотите. Мы же никого не можем загнать палкой или привести в наручниках на наш ресурс. Ну, конечно, стоит отметить и успех наших зарубежных редакций под брендом Sputnik.