Тяжело дыша, Фриснер подошел к столу, плеснул из высокогорлого графина воды в фужер, выпил.
— Ну, что ты на это скажешь, Рудольф?
— А если все-таки русские ударят по флангам? Неужели вы вовсе исключаете такую возможность?
— О нет, ни в коем случае! Будем откровенны: оба варианта могут принести нам большие неприятности. Но только в том случае, если мы не сможем определить направление главного удара русских. Оборона на нашем участке фронта сильная, хорошо продуманная — нельзя не отдать должное моему предшественнику. Командование сухопутных сил и фюрер возлагают на нас большие надежды. Именно здесь, на южных рубежах рейха, мы должны остановить русских, измотать в боях и начать новое, победоносное наступление. Мы щит Румынии и Балкан. Вчера в беседе со мной фюрер сказал: «Я верю, что именно группа армий „Южная Украина“ способна внести коренной перелом в состояние дел на Восточном фронте…» Правда, фюрер несколько по-иному, чем ты, оценил ситуацию в Румынии. Он сказал: «Маршал Антонеску искренне предан мне».
— У меня есть вопрос.
— Слушаю.
— Если в итоге ситуация на оборонительных рубежах будет складываться не в нашу пользу, если русские прорвут фронт, что тогда? Или этот вариант исключен?
— Что известно богу, то человеку знать не дано. Это мой ответ на вопрос. Ни в чем заранее нельзя быть уверенным. И если все-таки русские прорвут фронт, то для полного окружения группы армий «Южная Украина» им необходимо упредить отвод наших войск на новые оборонительные рубежи. А для этого нужно захватить переправы на реке Прут, что довольно сложно, можно даже сказать, невыполнимо.
— Почему?
— Дело в том, что тогда русские должны иметь темп наступления до тридцати километров в сутки, иначе у нас получается значительный выигрыш во времени.
— Жду ваших приказаний, господин генерал.
— Ты опять угадал мои мысли. Тебе придется немало поработать. Мои замыслы тебе известны, требуется только подтвердить их или опровергнуть, если они несостоятельны. Времени очень мало, Руди, очень мало…
— В первую очередь вам нужна информация о дислокации и численности русских армий.
— Да.
— И где намечается главный удар.
— Совершенно верно.
— Ну что же, постараемся, господин командующий…
— Но это еще не все, Рудольф. Как у тебя обстоят дела с блокировкой русских разведгрупп?
— За последние полтора месяца не было случая проникновения русских в наш тыл.
— Садись, господин полковник. Будем работать. Будем намечать новую стратегию и тактику на ближайшее время…
Берег вынырнул из темноты неожиданно. На узком каменном выступе старшего лейтенанта Маркелова уже ждали: подхватили под руки и помогли забраться наверх. Одевались быстро и без слов; старший сержант Пригода и сержант Кучмин с автоматами наготове охраняли остальных.
Вниз по течению шли около получаса, пока Пригода, который был впереди, не заметил узкую расщелину.
Первым полез ефрейтор Ласкин. За ним старшина Татарчук, для страховки.
Время тянулось мучительно долго. Маркелов с тревогой поглядывал на восток, где уже появилась светло-серая полоска утренней зари.
Наконец прозвучал условный сигнал, и разведчики начали по очереди втискиваться между шершавыми стенками расщелины…
Наверху дул легкий ветерок. Когда Маркелов присоединился к разведчикам, Степан Кучмин уже ловко орудовал ножницами, делая проход в проволочных заграждениях. Единственный участок, на котором, учитывая рельеф местности и насыщенную воинскими подразделениями оборону, а также то, что остальные разведгруппы даже не пытались пройти здесь, можно было, по мнению Северилова, надеяться на успех.
Ласкин помогал Кучмину, придерживая обрезанные концы «колючки».
Неожиданно Кучмин замер. «Мина!» — подумал Ласкин, цепенея от неожиданного страха.
— Сигнальная проволока, — шепнул ему Кучмин.
Страх прошел, но от этого легче не стало: Ласкин знал, что эта проклятая «сигналка» — туго натянутая проволока с понавешанными на ней пустыми консервными банками, металлическими пластинками и крохотными рыбацкими звонками — преграда почти непреодолимая. Достаточно рукам чуть-чуть дрогнуть — и ты уже кандидат в покойники: задребезжат банки-жестянки, и вступят в дело пулеметы, которые свой сектор обстрела причесывают с истинно немецким прилежанием и методичностью.