Увы, когда Тереза поинтересовалась, не знают ли они, зачем ее искали, стало ясно, что ребята не в курсе, и ее уверенность в благополучном исходе начала тускнеть, как вчерашняя косметика.
– Что значит «оказание помощи следствию»? Они переглянулись и дружно пожали плечами.
Эти слова могли означать все что угодно. Похоже, она тут надолго. Да уж. Кажется, проторчит до утра. Каузи высадил ее на тротуаре, который не просматривался из полицейского участка в парке Олд-Траффорд, и Тереза не велела ему ждать, хотя он предлагал. Она уже придумала собственную версию событий и была полна решимости отправиться в полицию. В дверях ей пришлось остановиться, чтобы успокоить дыхание.
В полицейском участке стоял гул телефонных разговоров, по коридорам сновали напоминавшие деловитых муравьев мужчины и женщины, – перебирая лапками, они перемещались от кофейного автомата к столу, от ксерокса к компьютеру. Тереза отчетливо представила себе большой муравейник, освещенный люминесцентным голубым светом.
Глухой звук шагов инспектора уголовной полиции Грина Тереза отличила бы от любых других шагов: сидя под столом, она слышала, как он расхаживал по кабинету Берджиса. Теперь Грин был обут по форме, но Тереза за десять ярдов распознала его приближение. Ей хотелось увидеть лицо Грина и сравнить с тем, как она его себе представляла. Тереза не ошиблась – Грин был лысым, ну, слегка плешивым. Каменное серое лицо, водянистые глаза, кривые нижние зубы с никотиновым налетом. Тереза не могла оторвать от них взгляда, когда инспектор благодарил ее за приход.
– Мы надеялись, что вы поможете нам разобраться в этой истории. Давайте отправимся к нам и примемся за дело.
Грин приказал двум молодым полицейским, караулившим дверь, покинуть пост, и они пошли по коридору. Поднимаясь по лестнице, инспектор говорил о фактах, имеющих, по его мнению, отношение к делу, сказал, что полиция выстроила некую гипотетическую модель событий.
– В нашей работе полагается соблюдать процедуру. А я каждый раз поступаю не по уставу. Ужасное занудство, знаете ли. Я не раскопал ничего такого, что помогло бы мне сложить воедино разрозненные куски мозаики, в середине все равно зияет огромная дыра. И эту дыру надо заполнить.
Инспектор Грин явно заготовил текст заранее. Тереза не смотрела на него – еще успеет наглядеться, когда начнется допрос, – но внимательно слушала и уловила смену тональности. Он описал ей ход следствия и теперь, улыбаясь, наблюдал за ее реакцией, а она косила под придурочную.
– Вы случайно не видели, как кладут бетон? – Инспектор Грин ждал ее ответа, но не дождался. – Нет? Так вот, сначала делают деревянную опалубку, потом заливают бетон. Когда он высыхает, опалубку выламывают и выбрасывают. Улавливаете, куда я клоню? Я соорудил нечто вроде опалубки, но это всего лишь схема. Надеюсь, вы сумеете заполнить пустоты, чтобы я раскрыл дело.
– А меня похороните на глубине шести футов под тонной бетона.
– Запросто. Вы ведь совсем не дура, не так ли? И не пытайтесь прикидываться, когда мы начнем официальный допрос, иначе, черт возьми, вам туго придется, мисс О'Доннел!
Грин привел Терезу в комнату для свидетелей и оставил одну, сказав, что вернется вместе с напарником, чтобы все было по правилам. Тереза огляделась: в комнате, на тумбе на колесиках, стоял телевизор, а пластиковый стул был не слишком удобным. Когда Грин вернулся, Тереза заметила, что карман его синей куртки оттопыривается, – скорее всего, там лежала кассета.
Первым начал младший офицер:
– Скажите, мисс О'Доннел, как получилось, что на пленке, снятой службой безопасности клуба «Грэйвити», вы запечатлены стоящей над телом убитого Джона Какстона?
– Думаю, я первой оказалась возле Йена, когда его застрелили.
– Так почему же вы не предложили помощь полиции?
– Я могла стать следующей. Мне просто было страшно.
Инспектор Грин не спускал с нее изучающего взгляда. Разговаривая с его напарником, Тереза чувствовала, что он следит за ней, и знала, что он скоро вступит в игру. И когда это случилось, обратила все свое внимание на него.
– Но чего вы боялись? Или кого?
– Мистера Берджиса? – спросил напарник старшего инспектора.
– Нет. Той колумбийки.
– Почему? – снова вступил Грин.
– Она застрелила Йена.
Наступила тишина. Тереза не знала, как истолковать их молчание, и просто ждала, понимая, что Грин не отступится.
– Вы видели, как женщина, которую вы называете колумбийкой, застрелила Джона Какстона?
– Я не видела, как она его застрелила. Зато видела ее с пистолетом потом – когда она пыталась убить меня. Так что, похоже, она и Йена застрелила.
– Эта женщина пыталась вас убить?
– Да. После того как я увидела Йена и выбежала из кабины Джанка, она наставила на меня оружие.
Полицейские обменялись взглядами. Они понимали, что дело осложняется. Помощник Грина, не стесняясь присутствия Терезы, спросил своего начальника:
– Что будем делать? Это на целую ночь! Инспектор повернулся к Терезе:
– Почему вы называете ее колумбийкой?
– Она сама сказала Йену. А он передал мне. Йен познакомился с ней накануне ночью. Она сняла его в баре, в «Уорпе». Всю ночь покупала ему шипучку, а потом отвезла к себе. Йен говорил, что она расспрашивала его о всякой всячине. Напоследок он так распсиховался, что не знал, как поступить. Вот и сбежал, пока она спала.
– Вернее, он подождал, пока она заснет, и потом сбежал. Кстати, а почему он распсиховался?
– Она расспрашивала его обо всем: где он работает, как Берджис ведет дела в турагентстве. Он ей ничего не сказал. Йен был очень сообразительный. Он знал, чем занимается Берджис. Ему было известно про эти хреновые корешки чековых книжек и про кучу денег, стекающихся в агентство невесть откуда. Как только она произнесла слово «Колумбия», он сразу подумал – «кокаин». Йен говорил, что у Берджиса совсем крыша слетела из-за коки. Он считал, что Берджис отмывает деньги для каких-то крутых кокаиновых дельцов.
– Все это вам рассказал Джон Какстон? Что Берджис – отпетый кокаинист, отмывающий деньги наркобаронов, и что женщина подцепила Джона Какстона в баре, чтобы вытянуть из него информацию?
– Нет. Вот так в лоб Йен ничего не утверждал. Сначала он решил, что понравился той женщине, но потом она стала задавать вопросы, и он понял, что ее интересуют корешки чеков сомнительных продаж – они исчезли из турагентства Берджиса. Йен говорил, она действовала тонко, но он не сказал ни слова.
– А что случилось с этими корешками?
– Их забрал Иен. Все считали его недоделанным, но он не был тупым. Понял, что с бизнесом Берджиса что-то неладно, и забрал их – хотел иметь доказательства. Он мне их показывал.
– Когда?
– Вчера.
– Вчера? Хотите сказать – в пятницу?
А какой сегодня день? Тереза понимала, что должна отвечать точно.
– В тот день, когда он умер. Прямо перед тем, как он умер. Эта женщина убила его, а когда я прибежала, корешки пропали. – Тереза замолчала, вспомнив мертвое лицо Йена.
Снова наступила тишина. Инспектор Грин задумчиво побарабанил пальцами по пластиковой столешнице, что-то промычал, потом с силой хлопнул ладонями по столу:
– Так. Давайте снова как можно подробнее вспомним ту последнюю ночь.
– С самого начала?.. Хорошо. Джанк оставил нас с Йеном в своей кабине. Ему надо было вниз, к Берджису – тот любит нюхать в компании. Пока Джанка не было, Йен скрутил косяк. Мы сидели, курили – в общем, расслаблялись. Я начала дразнить Йена – ну, из-за той бабы, которая его подцепила в «Уорпе», она была сильно старше. Тут-то он и показал мне корешки чеков и объяснил, почему распсиховался из-за ее вопросов.
Потом я пошла прогуляться, не знаю, сколько меня не было, но, когда я вернулась, Йен уже лежал там. Я сразу закрыла дверь, чтобы никто не увидел, потому что, если в «Грэйвити» кто-нибудь отключается, вызывают «скорую» и человек попадает в местные новости. Я не знала, что он умер, думала, это… —