В ее голосе звучит железная уверенность, и Пит кивает и принимается за рыбу, которую ест только вилкой. Он всегда сначала нарезает еду на кусочки с помощью ножа и вилки, потом откладывает нож, берет вилку в правую руку и ест. Зара тоже так делает, и это вызывает у Анны глухое раздражение: эти двое так любят вкусную еду, но не придерживаются даже элементарных правил поведения за столом!
— Не хочешь вина? — предлагает Анна, решив, что нет причин отказывать себе в необходимом.
Она встает, направляется на кухню и находит в холодильнике треть бутылки белого вина. Должно быть, с этим вином Пит коротал вечер вчера, когда она напивалась с Джеффом; эта мысль портит ей настроение, как струя черных чернил — чистую воду. Анна несет бутылку и два бокала в гостиную, но Пит отказывается, говорит, что выпил несколько бокалов накануне. Анна кивает и наливает себе, делая вид, что не замечает его намека. Проходит пара мгновений, и Пит высказывается прямо:
— А ты ведь тоже вчера изрядно выпила?
— Ну да, — Анна делает глоток и пожимает плечами. Вино невкусное, но алкоголь приятно пощипывает язык. Пит с тревогой наблюдает, как она потягивает напиток, и ей в голову приходит, что он нашел бутылку виски. — Но и работала я тоже немало.
Это прозвучало с вызовом, словно она обвиняет его в том, что он не работает, а только носится со своими учебниками. Но Пит ничего не отвечает, и они едят молча; Анна чувствует, что он подавляет желание сказать что-то и повторяет про себя советы психологов, как снизить градус разговора, чтобы не разгорелась ссора. Наконец Пит заговаривает об ужине в честь дня рождения.
— Так кто приглашен?
Анна отвечает, и он задает еще и еще вопросы о предстоящем событии: что она хочет есть, пить, на сладкое, не желает ли сходить завтра вечером в магазин, чтобы купить все, что ей нравится. Анна, не в силах думать о подобных вещах, отвечает односложно и напоминает себе, какую ложь придумала, чтобы оправдать завтрашнее отсутствие.
— Кстати, насчет завтра, — роняет она, крепко сжимая пальцами прохладный металл ножа и вилки. — Вечером я ужинаю с мамой.
— Правда? — удивляется Пит.
Анна чувствует, как кровь бросается в лицо и сердце подпрыгивает — детектор лжи раскусил бы ее на раз.
— Ага, — Анна смотрит на голову леща — ей кажется, что на его рыле застыл крик боли, — и отделяет еще белого мяса из дыры в его боку. Поверх куска рыбы девушка накладывает на вилку пюре и поясняет: — Мы хотели поужинать в выходные, но она занята, поэтому решили встретиться накануне дня моего рождения, только мы двое, — она отправляет рыбу и картошку в рот и снова нагружает вилку. В каком-то смысле отрадно, что ложь не доставляет ей удовольствия, — еще одно доказательство того, что ее приключение всего лишь пустяк, каприз.
— Ну тогда хорошо вам провести время. Обними ее от меня.
— Ладно, — Анна наливает очередной бокал вина. Чувствуя на себе тревожный взгляд Пита, она произносит в оправдание: — Вкусное вино.
От звука собственного голоса ей почему-то становится не по себе, и она пялится в желтую жидкость, пока не понимает, что накануне сказала Джеффу те же самые слова, но искренне.
Посреди ночи Анна, задохнувшись, просыпается. Ей снился сон. Подробности видения уже распались, но она помнит, что там присутствовал ее отец и что она стояла на краю обрыва, а потом падала, падала. Она лежит в постели и ждет, когда проснувшийся мозг избавится от ощущений опасности и страха, но жуть лишь усиливается. Как будто окружающая темнота физически давит на нее со всех сторон. Ей тяжело дышать, кажется, будто кислород перестает поступать в легкие, и тревога душит ее.
Анна встает с кровати, пересекает комнату и открывает окно. Холодный воздух обжигает лицо, все волоски на полуголом теле встают дыбом. Анна сознательно регулирует дыхание — четыре секунды вдох, пять выдох, — и паника начинает отступать. Поднявшись на цыпочки и поставив локти и подбородок на оконную раму, девушка располагается почти с удобством и смотрит на улицу. Над противоположным рядом домов виден лоскут центра Лондона и вершины нескольких высоток — Ситипоинт, Шард и уродливый небоскреб в районе «Слон и замок» с воздушными турбинами наверху, — вокруг которых только начинает заниматься заря. Видимо, уже почти утро. В доме на вершине холма, который Анна снимала в Шеффилде вместе с Зарой и Хамзой на третьем курсе, из люкарны в ее комнате был виден весь город, и девушка часто сидела, блаженно наблюдая, как менялся вид во время рассвета и заката. Эти воспоминания действуют на Анну умиротворяюще, а когда с запада, мигая красными огнями на крыльях и на хвосте, взлетает самолет, она испытывает душевный подъем. Она снова обращается мыслями к человеку, который четыре года назад стоял у багажной вертушки в Хитроу, ожидая свой чемодан. Незнакомец затерт в толпе семейств, парочек и бизнесменов — некоторых из них он видел в самолете — и наблюдает за тем, как на ленте появляются первые чемоданы, затем еще и еще, и опасается: а вдруг с его багажом в этот раз выйдет накладка. Он включает телефон, и аппарат с жужжанием начинает принимать сообщения — от его начальника, начальника его начальника, коллег, жены. Затем происходит военный переворот, или политическое убийство, или восстание, или еще какое-то значительное событие в некой точке земного шара — Анна еще не выяснила, в какой именно, — и ему нужно срочно ехать туда, прямо сейчас. Он бежит в зал отправления, узнает, что рейс в точку Икс вылетает через тридцать пять минут. Он думает о чемодане на багажной карусели, сожалеет о нескольких уложенных в него вещах и прощается с ними. Спрашивает один билет до точки Икс и, даже не поинтересовавшись ценой, протягивает кассирше карту «Американ Экспресс»…