Исследователей с самого начала озадачивало умение кита развивать огромную скорость при помощи такого «примитивного» источника энергии, как мышечная ткань, и такого незамысловатого передатчика этой энергии, как пара лопастей хвостового плавника. Отчасти загадка объясняется обтекаемой формой тела кита; но есть, очевидно, и другие причины. Современные подводные лодки чуть ли не рабски копируют форму тела китообразных, и в общем им удается приблизиться к скоростям, доступным китам, но при этом даже самые экономичные двигатели подводной лодки затрачивают во много раз больше энергии, чем кит. Дело тут, видимо, в том, что тело кита гибко и эластично — свойство, которым не может похвастать корпус подводной лодки. Судя по результатам опытов с дельфинами, волнообразные движения тел танцующих финвалов, которые Клэр, Ли и я сочли оптической иллюзией, на самом деле были явлением вполне материальным.
По-видимому, наружные покровы тела китообразных — кожа, подкожный жир и подстилающая его соединительная ткань — обладают способностью имитировать текущую жидкость, то есть приближаться к жидкости по своим динамическим свойствам. Это приводит к удивительному явлению: турбулентный поток, который обычно возникает в пограничном слое между водой и быстро движущимся в ней телом, вызывая при этом сильное трение, превращается в поток ламинарный, спокойно обтекающий тело животных. Иными словами, ламинарный поток играет, если можно так выразиться, роль идеальной смазки. Я вовсе не уверен, что сегодняшняя наука до конца понимает механизм этого явления, но в эффективности его она уже убедилась. Специалисты подсчитали, например, что дельфин, обладающий такой же массой и размерами, как современная торпеда, мог бы развить скорость торпеды, затрачивая в десять раз меньше энергии.
Классический пример эффективности кита как механизма приводит Ивэн Сандерсон в своей замечательной книге «Вслед за китом». Развивая скорость до восьми узлов, двадцатичетырехметровый синий кит пятьдесят миль тащил за собой загарпунившее его китобойное судно, хотя двигатель китобойца мощностью 800 лошадиных сил все время работал «полный назад»! Нет, одной грубой силой совершить такое невозможно. Тут дело в удивительной слаженности всех частей организма этого животного, в его идеальной приспособленности к водной среде.
Какова предельная скорость, развиваемая китом, нам неизвестно. Эксперименты, проведенные с некоторыми видами мелких китообразных, дают цифру двадцать семь узлов. На коротких отрезках пути представители вида, несправедливо названного китом-убийцей, достигают тридцати узлов и выше, между тем известны случаи, когда финвалы обгоняли китов-убийц! Однако в отличие от человека финвалы, по-видимому, не преклоняются перед скоростью как таковой. Обычно они вполне удовлетворяются экономичной скоростью в шесть-семь узлов.
Хотя о механике китового организма мы понемногу кое-что узнаем, об устройстве китового общества нам пока неизвестно почти ничего.
Зубатые киты как будто предпочитают держаться расширенными семейными группами, как бабуины и многие другие виды обезьян. Группы эти иногда насчитывают более сотни индивидуумов. По-видимому, зубатые китообразные полигамны; во всяком случае, спаривание у них никак не упорядочено. Поведение всех китов в стаде одинаково — все они исполняют одни и те же обязанности. Взрослые самцы, а в некоторых случаях самки иногда играют роль вожака, но все «рядовые» члены племени проявляют одинаковую заботу о молодняке. Когда один из членов сообщества ранен или подвергается опасности, все взрослые киты, находящиеся в пределах досягаемости, бросаются ему на помощь. Имеется множество достоверных сообщений о том, как зубатые киты поддерживали больного товарища на поверхности, чтобы он не захлебнулся. Зубатые киты резко отличаются от подавляющего большинства животных тем, что иногда приходят на помощь особям других видов.
Общественная структура у усатых китов базируется, по-видимому, на закрытых семейных ячейках. Я убежден, что все стада финвалов — это семьи, состоящие из взрослых самца и самки и их младшего детеныша, а часто также и нескольких отпрысков постарше, еще не нашедших себе пары. Финвалы не просто моногамны; брачные узы у них пожизненные, и притом необычайно прочные.
Хотя семья играет в жизни финвалов такую важную роль, они обнаруживают также и «общественные» тенденции. С тех времен, когда киты в океане были еще многочисленны, сохранились рассказы очевидцев о массовых скоплениях финвалов — вплоть до трехсот особей. Это были объединения семей, а не отдельных индивидуумов. Некоторые китобои считают, что подобные сборища происходили два-три раза в год и были своего рода празднествами, на которых кит-одиночка находил себе пару.
В районе островов Бюржо больше всего финвалов было зимой 1964—65 года: пять семей, в общей сложности — около тридцати китов. Иногда некоторые семьи день-другой держались вместе; однако в конце концов они непременно снова расходились, каждая в свой излюбленный район лова. Состав семей не менялся.
Зимний сезон 1964—65 года был самым благоприятным и для других видов китов-полосатиков, вновь вернувшихся в воды южного Ньюфаундленда. Но после 1965 года их поголовье пошло на убыль: слухи о появлении китов распространялись быстро и в конце концов дошли до норвежских китобоев.
Дело в том, что некто Карл Карлсен, состоятельный норвежский эмигрант, вскоре после войны поселившийся в Новой Шотландии, основал там компанию по промыслу тюленей, которые каждую весну рожают детенышей на паковых льдах в заливе Св. Лаврентия и у северного побережья Ньюфаундленда. Карлсен приобрел подходящие для промысла суда и построил в Блэндфорде, близ Галифакса, жироваренный завод. В 1964 году Карлсен расширил свое предприятие с тем, чтобы перерабатывать также и китовые туши, и, пользуясь услугами норвежских китобойцев с норвежскими же экипажами, принялся бить китов-полосатиков, вновь появившихся в районе между Новой Шотландией и южным Ньюфаундлендом. Его мощные китобойцы — такие, например, как шестидесятиметровый «Тораринн» — уходили от блэндфордской базы на пятьсот миль и даже дальше; откуда ясно, сколь бессмысленным был очередной жест Международной комиссии по китобойному промыслу: Комиссия запретила использование плавучих китобаз в Северной Атлантике, заявив, что делается это с целью создания в центральной части Атлантического океана заповедной зоны. О том, что подавляющее большинство видов крупных китов не посещает центральной части Атлантического океана, а предпочитает кормиться вблизи материковых отмелей, где больше пищи, Комиссия не упоминала. Запрет этот был лишен смысла уже потому, что современные китобойцы, обладая огромным радиусом действия, могут даже и с береговых баз в Норвегии, Исландии и восточной Канаде охватить почти все районы Северной Атлантики, где встречаются крупные киты.
Суда Карлсена заходили на восток до самых отмелей Гранд-Банкс и за первый год охоты добыли 56 финвалов. За следующий сезон они забили 108 китов, но в 1966 году наконец взялись за дело всерьез и выловили 263 финвала, а в 1967 году — 318. Всего к концу 1971 года фирма Карлсена уничтожила 1458 финвалов [8] и сверх того 654 сейвала, 64 кашалота и какое-то количество малых полосатиков и горбачей. Основную часть мяса двух с лишним тысяч крупных китов, переработанных в Блэндфорде, продали на корм собакам и кошкам. Жир, вытопленный из туш этих китов, в основном пошел на нужды парфюмерной промышленности. Лишь небольшая доля мяса и жира была отправлена в Японию в качестве пищевого продукта.
Так карлсеновские предприятия позаботились о том, чтобы воды южнее Ньюфаундленда перестали служить убежищем для крупных видов китов.
Зимой 1965—66 года в Бюржо вернулись всего только две семьи финвалов. Одна из них состояла из четырех, а другая только из трех китов; кроме них, появился еще и взрослый кит-одиночка. Семью его, видимо, уничтожили китобои.
Мы так и называли его — Одиночка; иногда он приставал к какой-нибудь из двух уцелевших семей, но чаще плавал сам по себе. Как ни странно, его излюбленным местом охоты стал тесный залив Мессерс-Ков. Не замечая ни домов, ни людей, ни лодок, он подолгу ловил сельдь, беспечно заплывавшую в этот тупик. Возвращаясь домой зимними вечерами, я часто слышал его дыхание. Из наблюдений за Одиночкой я узнал о китовом племени много нового, но больше всего я удивился, когда однажды обнаружил, что у Одиночки есть голос, доступный человеческому слуху, и притом в воздухе.