В пятницу сразу после полудня шесть сейнеров, промышлявших в районе островов Бюржо, вытащили сети на палубы и направились в порт, спасаясь от приближавшегося шторма. Последний сейнер отбыл около трех часов дня, и гул дизельных двигателей, далеко разносившийся по подводному царству, наконец затих.
С наступлением тишины семья финвалов из залива Га-Га решила переменить район лова. Возможно, сельдь уже начала обходить стороной патрулируемый китами залив, а может быть, пятерка здоровенных прожорливых финвалов просто поела почти всю рыбу в заливе Га-Га. Так или иначе, киты обогнули Олдриджский полуостров и вошли в залив Шорт-Рич, где их и видели в тот вечер братья Ганн.
Ну а в Шорт-Риче сельди было видимо-невидимо, и до наступления темноты киты успели хорошо поохотиться. Сумерки сгустились рано: небо затянули низкие тучи, обещавшие шторм.
В темноте финвалы не могли пользоваться своим излюбленным методом охоты; для того чтобы сгонять сельдь, им нужен был свет. Однако к этому времени почти все киты уже наелись.
Отец семейства, громадный, гладкий детина, не намного уступавший в размерах своей супруге, а также молодые, но уже внушительные на вид отпрыски могли себе позволить отдохнуть в глубине, ожидая наступления дня. Другое дело самка: она все еще была голодна — и не без причины: в недрах ее гигантского чрева зрела новая жизнь — плод, росший с такой чудовищной быстротой, что организм будущей матери непрерывно требовал пищи. Поэтому, пока семья ее наслаждалась отдыхом и покоем, самка продолжала охотиться в темноте, бросаясь с раскрытой пастью на те косяки сельди, что были погуще.
Найти сельдь ей было нетрудно: локатор сообщал ей все необходимые данные о косяках — местоположение, плотность, глубину. Поскольку сгонять сельдь по своему усмотрению китиха в темноте не могла, она, естественно, останавливала свой выбор на косяках, которым близкий берег мешал ускользнуть при ее приближении. Многочисленные бухточки и затоны, изрезавшие крутые берега полуострова Ричардс-Хэд, были как будто нарочно созданы для этого; скоро китиха обнаружила, что один из этих миниатюрных заливчиков — бухта, что ведет в пролив к Олдриджской заводи, — кишмя кишит сельдью.
В темноте локатор полностью заменяет киту зрение. Но локатор не идеален. Пользуясь им, китиха, конечно, определила размеры и форму бухты, но узкого и мелкого пролива, ведущего в Олдриджскую заводь, она, возможно, и не заметила. Не зная, что у заполнившего бухту косяка имеется путь к отступлению, она огромной черной тенью ворвалась в бухту, неумолимая, как судьба... но сельдь ускользала от нее, ускользала неизвестно куда: ведь китиха, по-видимому, не знала, что рыба, точно живая река, течет в Олдриджскую заводь.
Бухта была глубока, но опасно мала. Признай китиха, что атака не удалась, она бы еще могла остановить свой бег, погасив инерцию. Для этого ей достаточно было разинуть пасть, и давление воды растянуло бы складки у нее на брюхе, а резко возросшее сопротивление среды подействовало бы как гигантский тормозной парашют. Однако голодная самка опоздала применить этот тормоз: инерция уже втянула ее в горло пролива, и китиха с ужасом ощутила, что брюхо ее коснулось каменистого дна. Она бешено забилась, пытаясь развернуться, — задний ход китам недоступен, — но из-за быстрого приливного течения удары ласт и хвоста лишь еще дальше затягивали ее в пролив.
Должно быть, она испугалась, ибо кит, выброшенный прибоем на мель, обречен: начинается отлив, и огромное животное, привыкшее к тому, что его держит вода, погибает от собственного веса — грудная клетка не выдерживает нагрузки, и кит задыхается.
Продолжавшийся прилив и бешеные удары хвоста продвигали китиху в единственном возможном для нее направлении — вперед; извиваясь брюхом между усеявшими дно камнями, она ползла по проливу, и вдруг будто чудо пришло ей на помощь — внезапно дно опустилось, и китиха погрузилась в воду.
Средняя глубина большей части Олдриджской заводи — девять метров, а центральной ее части — все шестнадцать. Китиха, должно быть, испытала огромное облегчение, очутившись на свободе. Но радость ее, по-видимому, была недолгой. Через минуту-другую она, обследовав локатором берега, поняла, что оказалась в западне. Единственный выход из западни вел через мелководный пролив, который она только что преодолела.
Это был страшный момент, требовалось срочно принять решение! Остаться в заводи — и в конце концов умереть с голоду? Рвануться назад во время отлива — и задохнуться на камнях еще до наступления утра?
Конечно, за отливом снова последует прилив. Уж это-то она, конечно, знала. Но тут мало было просто прилива: требовался непременно сизигийный прилив, а его предстояло ждать еще целый месяц, да и тогда воды могло оказаться недостаточно, если не будет штормового ветра с моря. Возможно, китихе было известно и это.
В неумолимом ритме приливов и отливов скрывалась ее единственная надежда на спасение. Всю ночь китиха ждала следующего подъема воды. В субботу утром вода снова поднялась. Но уровень ее оказался на тридцать сантиметров ниже, чем накануне. Этого было мало. И все же пленница снова и снова атаковала пролив — единственный путь к свободе.
В половине пятого пополудни братья Ганн подошли к рыбозаводу, и пока они, рассказывая о том, что видели, выгружали свой улов на причал, послушать их собралась немалая толпа. Все-таки развлечение — день на консервном заводе проходит уныло и скучно.
— Так ты думаешь, она еще там? — спросил Кеннета один из бригадиров, крупный, непомерно толстый мужчина лет за пятьдесят.
— Скорее всего. До следующего прилива ей никак не выбраться, — ответил Кеннет. Рассказывая мне впоследствии об этом разговоре, он добавил: — Если б я знал, что у них на уме, я бы им сказал, что ее уже и след простыл.
Наверное, он так бы и сделал, потому что братья Ганн не желали китихе дурного. Но не все в Бюржо разделяли их позицию.
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
Едва братья Ганн выгрузили улов и отправились к себе домой в Мади-Хоул, как от заводского причала отошла еще одна лодка. На борту ее был Джордж — толстяк-бригадир, который так заинтересовался китом, — и еще четверо мужчин помоложе. Все эти люди служили на рыбозаводе, но управляющий разрешил им уйти пораньше, чтобы «посмотреть» кита. Путь их действительно лежал в Олдриджскую заводь, но, отойдя от завода, они причалили к берегу и разбежались по домам — за ружьями и патронами. Когда лодка снова вышла в залив, ее арсенал составляли два спортивных малокалиберных карабина, американская армейская винтовка и две боевые крупнокалиберные винтовки Ли-Энфилда.
Хотя все пятеро родились на Юго-западном побережье, каждый из них провел несколько лет в США или Канаде; возвратившись по той или иной причине домой, они отказались от потомственной профессии рыбака и предпочли работать за жалованье на рыбозаводе — кто механиком, кто техником, кто бригадиром. Это были представители ньюфаундлендцев нового типа, о которых мечтал Джозеф Смолвуд, — «прогрессивные» люди двадцатого века, стеснявшиеся своего происхождения и поспешно приобщившиеся к манерам и нравам современного индустриального общества.
Уже сгущались сумерки, когда моторка обогнула мыс Ричардс-Хэд и вошла в бухточку, из которой открывался пролив в Олдриджскую заводь. Внезапно раздался крик, и стоявший на носу схватил свою винтовку и указал ею на воду. У самого входа в бухту всплыл кит.
Бригадир сбросил газ, и лодка пошла по инерции.
— Ах, стерва, видно, ушла уже! — раздраженно воскликнул один из рабочих.
Все же, прежде чем кит успел погрузиться, три-четыре пули ударили по воде и рикошетом с воем ушли в темноту. Экипаж моторки с надеждой ждал нового появления гигантского животного, но кит исчез. Считая, что это и была китиха, о которой рассказывали братья Ганн, и понимая, что теперь им ее не догнать, разочарованные охотники решили возвращаться домой. Джордж уже начал разворачивать лодку, когда один из людей, немолодой мужчина, проработавший десять лет на красильной фабрике в Торонто и лишь недавно вернувшийся в Бюржо, сказал: