— Прогноз на завтра хороший, — сказал он. — Утром прилетим на вертолете, на этот раз — наверняка.
Хирург-ветеринар из Сент-Джонса телеграфировал, что он вылетает в Бюржо за свой счет и окажет нам посильную помощь. Десятки людей спешили предложить нам свою поддержку советом или деньгами, и как ни старалась несчастная телефонистка в Хермитидже, она была просто не в состоянии справиться со всеми вызовами. В конце концов мы попросили одного нашего друга в Сент-Джонсе принять часть переговоров на себя.
Странное действие произвел на меня этот массовый и практически мгновенный отклик на мою просьбу о помощи. Гнев и обиду как рукой сняло. Настроение у меня было самое приподнятое. Непрестанные телефонные звонки, радиосводки о реакции публики на переданное по радио и телевидению обращение — все это действовало на меня как мощное возбуждающее средство.
Наверное, так должен чувствовать себя человек, внезапно обнаруживший, что он умеет творить чудеса. Китиха будет спасена — я уже не сомневался в победе. Целую ночь замерзший Бюржо оставался в центре внимания огромного континента, и это ослепило меня: я уже плохо отдавал себе отчет в реальном положении дел.
Около полуночи мне позвонил один из членов Юго-западного клуба. Он был вне себя от счастья.
— У вас радио включено? — возбужденно кричал он. — Это же что-то потрясающее! Наконец-то о нас заговорили! Еще пара недель — и Джо прикажет проложить в Бюржо шоссе. Да, видно не зря бог послал нам эту китиху! Уж она-то превратит Бюржо в стопроцентный современный город!
Он на секунду замолчал, потом спросил встревоженно!
— А она не подохнет?
— Она очень больна, — ответил я, — и пока что на улучшение рассчитывать не приходится. Мне надо все время сидеть у телефона, потому что к утру прибудет по крайней мере пять самолетов с лекарствами и врачами. Нельзя ли на рассвете послать кого-нибудь в заводь присмотреть за китихой? Констебль не может торчать там круглые сутки, и я боюсь, как бы кое-кто из подонков, которые в нее стреляли, не воспользовался случаем... И пусть утром кто-нибудь позвонит мне и сообщит, как дела.
— Конечно, Фарли. Мы все устроим. Я лично пойду в заводь. Не дай бог с ней сейчас что-нибудь случится, не дай бог!..
Поспать в ту ночь мне опять не удалось. Резкий переход от озлобления к экзальтации привел меня в такое состояние, что я не мог прилечь даже на несколько минут. Всю ночь я пил чай и смотрел на часы.
Лишь только забрезжил зеленоватый рассвет, я вышел из дому. В воздухе не было ни ветерка. Когда небо посветлело, я увидел, что оно совершенно безоблачно. Густая пелена тумана, всегда висевшая над морем в нескольких милях от берега в ожидании подходящего момента, чтобы надвинуться на Бюржо и поглотить его, в то утро отступила далеко к горизонту. Одним словом, погода на Юго-западном побережье была летная.
Когда я вернулся в дом, Клэр уже готовила завтрак. За едой мы молчали. Время от времени Клэр озабоченно поглядывала на меня и наконец сказала:
— Почему бы тебе не прилечь на пару часов? Самолеты прибудут еще очень нескоро, а тебе необходимо отдохнуть. Раньше ты один отвечал за китиху, но ведь теперь за ней будут присматривать специалисты. Ляг, поспи хоть немного.
Слова Клэр разом сняли мое нервное напряжение. Плотный завтрак, чистый солнечный свет, заливавший кухню, тоже действовали благотворно. Я зевнул и с трудом поднялся из-за стола. Самое худшее уже позади, сказал я себе, Кончилась моя долгая, одинокая вахта: вот-вот прибудет подкрепление.
Я лег в постель и мгновенно погрузился в глубокий сон без сновидений. Однако спал я чутко и, когда раздался телефонный звонок, сразу очнулся. Клэр сняла трубку и, послушав немного, подошла к моей кровати.
— Поди поговори с ними, — сказала она напряженным, бесцветным голосом. — Это с рыбозавода. Китихи нет в заводи. Она куда-то исчезла.
Когда я взял трубку, было десять минут десятого. Я очень хорошо это помню, потому что, войдя в кухню, я машинально поглядел на часы, соображая, скоро ли начнут прибывать самолеты.
— Это вы, Фарли? Я только что вернулся из заводи. Мы пошли туда на рассвете и искали китиху целых два часа, но ее нигде нет. Видно, ночью она ушла в море. Сбежала. Теперь уж ее не найдешь.
— Сбежала? — тупо повторил я.
И тут я все понял. Понял, что произошло, и сразу безоговорочно поверил в это.
— Она не сбежала... Она умерла.
Всего несколько секунд понадобилось моему собеседнику — члену муниципального совета и Юго-западного клуба — на то, чтобы оценить последствия этого события. Возможно, он все обдумал еще в заводи. И все же в голосе его звучал неподдельный страх:
— Не может быть, Фарли, не может быть? Она просто уплыла в море! Если газетчики пронюхают, что она умерла у нас в заводи, они нас прикончат на месте!
«Умерла... китиха умерла», — повторял я про себя и вдруг почувствовал прилив холодной злобы.
— Вот именно, — сказал я. — Вот именно. Они вас прикончат. Точно так же, как вы прикончили китиху. По-моему, это будет только справедливо, а?
— Фарли, но ведь можно сказать репортерам, что китиха сбежала! Пусть все останется между нами. Сейчас такой холод, что если она умерла, то туша всплывет не раньше, чем через неделю. За это время шумиха уляжется, о Бюржо позабудут... Фарли! Вы прожили у нас пять лет. Ведь мы с вами соседи!
— Нет, — сказал я. — Мы больше не соседи. Да мы, пожалуй, никогда и не были соседями.
Он продолжал меня уговаривать, но я повесил трубку. Вызвав Хермитидж, я попросил телефонистку соединить меня с репортером, взявшим на себя роль моего связного. После обычных задержек и неполадок просьба моя была исполнена, и я попросил его связаться со всеми, кто собирается лететь в Бюржо или уже находится в пути.
— Скажите им, что все кончено. Извинитесь за меня перед ними. Пусть возвращаются к себе домой.
— Фарли, а вы совершенно уверены, что она умерла?
— Уверен. Уйти она не могла. Вчера вечером ей было так плохо, что она с трудом держалась на поверхности, — ответил я и внезапно ощутил такую горькую обиду, что не сдержался и крикнул этому ни в чем не повинному человеку: — Она сдохла, понимаете вы это или нет? Сдохла! Может, хотите поглядеть на ее гниющую тушу?!
Репортер был нашим старым другом, и он простил мне эту выходку.
В мире чудес техники слухи расходятся быстро. Не успел я надеть свою куртку с капюшоном, как музыкальную радиопередачу, которую мы обычно слушали по утрам, прервало сообщение о том, что Моби Джо, кит, попавший в западню близ города Бюржо, исчез — по-видимому, умер.
В аутпортах слухи тоже расходятся довольно быстро. Еще не отзвучал голос диктора, как отворилась дверь и в кухню вошел Оуни.
— Я подумал, что вам, наверное, нужна будет лодка, — сказал он негромко. — В общем, если вы готовы, можно идти прямо сейчас.
Мимо нас скользили яркие, беспорядочно разбросанные по берегу домики Бюржо, покрытые льдом острова, сверкающие на солнце проливы и бухты, прекрасные, как никогда. И я вдруг понял, что снова, как несколько лет назад, смотрю на город глазами постороннего.
У залива Шорт-Рич мы встретили баркас, направлявшийся в море. Все трое рыбаков, стоявших в баркасе, были мне знакомы, но ни один из них не помахал мне рукой, и я тоже не поздоровался с ними.
Приблизившись к заводи, мы увидели фонтан белого пара, на мгновение повисшего в воздухе, и длинный черный хребет Опекуна, уходящего в глубину.
Присутствие Опекуна лишний раз доказывало, что китиха — или, точнее, ее тело — все еще в заводи. Долго не поднимался Опекун, а когда вынырнул, то некоторое время оставался на поверхности, причем почти не шевелился. Мне показалось, что он прислушивается... Никогда больше не услышать ему голоса своей подруги.
Мы вошли в заводь. Полицейский катер был уже там, и мы взялись за поиски вместе. Вода была прозрачная, спокойная, и дно легко просматривалось даже на глубине семи метров; ниже, однако, все было погружено в темноту, скрывавшую от нас тело китихи.